Комнатка была чистенькая, уютная. Милли наскоро постелила на широкую, слишком широкую как для одинокой работницы приличного заведения постель чистые простыни, взбила подушки и скромно удалилась, пожелав приятных снов. С учетом того, что с поручением Дивера он разделался, пожелания эти должны были сбыться.
Сон пришел, едва голова коснулась подушки. Сначала просто темнота и умиротворяющая тишина. Потом постепенно сознание стало рождать какие-то смутные звуки, зыбкие образы, пролетающие или растворяющиеся в пустоте разноцветные картинки — обрывки тысячи прежних снов, голоса, музыку… Чей-то тихий, горячий шепот. Чьи-то влажные губы на его губах. Нежные теплые руки, скользнувшие по его груди и ниже, ниже…
— Милли?
— Я. — Белые зубки сверкнули, приоткрывшись в улыбке.
— Что ты здесь делаешь? Я же сказал тебе.
— Сказали. Ну и что? Невеста ведь далеко…
Рошан ожидал Гвейна в Рунном зале. Хранитель успел сменить человеческий облик на истинный, драконий, и нервно расхаживал сейчас из угла в угол, царапая когтями широкие каменные плиты.
— Ну? — бросился он к дверям, едва они распахнулись, пропуская Хранящего Слово. — Что постановили?
— Ссылка, — устало ответил старик. — В один из закрытых миров. Сто лет без права пересмотра дела. Доволен?
— Вполне. Гвейн, прости, я понимаю, разбирательство затянулось, и ты, наверное, хотел бы отдохнуть, но я не все из сказанного на суде понял. А спросить там, при всех, не решился.
Первый в совете новичка-старейшину понимал. Ничто не мучит сильнее, чем неудовлетворенное любопытство. Причем любопытство отнюдь не праздное.
— Спрашивай.
— Почему тогда, еще сто двадцать лет назад, когда у вас появились первые подозрения насчет Кадма, вы не довели дело до конца? Почему удовлетворились бегло проведенным расследованием, поверив, что все это дело рук каких-то террористов?
— Да потому что так оно и было. Кадма не было на Юули в момент трагедии, а эти, как ты сказал, террористы успели отличиться своими выходками в колонии. К тому же мы и предположить не могли, что он стал бы устранять результаты своих опытов таким радикальным методом. Скорее предполагали, что он захочет вывезти оборудование и образцы…
— Образцы?!
— Прости, я использовал его терминологию. Мне не приходилось сталкиваться с такими созданиями, и я не знаю, как правильно назвать существа, сотворенные подобным способом…
— Это были люди, Гвейн. Живые люди. Дети. И сотворил он их с вашего молчаливого попустительства из той крови, что члены совета сберегали тысячелетиями. Зачем вообще нужно было ее хранить? Неужели вы или те, кто был прежде вас, не предполагали, к чему это может привести?
— Предполагали. Потому и хранили.
Новоиспеченный старейшина удивленно воззрился на собеседника.
— Ты еще молод, Рошан. Слишком молод. Отложи пока этот вопрос, мы вернемся к нему позже. Ты ведь не только об этом хотел спросить?
— Не только. Но боюсь, и второй мой вопрос придется отложить. Я хотел спросить о Дивере. О его жажде контроля над вратами вы тоже знали, но даже проверить не удосужились, уничтожил ли он отвергнутый советом прибор.
— Уничтожил. При всех нас. Только не дал гарантии, что это был единственный экземпляр.
— Так значит, Кадм был в чем-то прав. — В глазах Разрушителя Границ разгорался гнев. — Вы использовали Галлу как приманку, и Дивер на нее клюнул! А если бы эта рыбка успела проглотить наживку? Я ведь с самого начала не доверял эльфу. Ты убедил меня в том, что Дивер не имеет отношения к его появлению на Таре. А если бы ему поручили не кровь ее добыть, а попросту ее саму уничтожить? Убить? Ты об этом не думал?
— Не думал, — отвечал Гвейн спокойно. — Мальчишка дурак, но не подлец. На такое бы он не согласился. Лучше скажи мне, как получилось, что при всей твоей дружбе с кардами Кадм узнал о том, что произошло на Алеузе, раньше тебя?
Ярость в глазах Рошана постепенно уступала место смущению.
— В первые годы и я, и Лайс старались не задавать лишних вопросов. Боялись привлечь ненужное внимание. Уже потом, когда мы решили, что все улеглось, Эн-Ферро попытался навести справки в колонии — он не исключал, что кто-то из кардов мог знать что-нибудь о последнем годе жизни своего Хранителя. Кир ведь со многими общался и навещал в новом мире…
— И Лайс ничего не раскопал?
— Копал не там. К Богзару Гиалло, во всяком случае, он и близко со своими расспросами не подходил. Были причины.
Хранящий Слово расхохотался:
— Да, ты прирожденный старейшина! День в совете, а уже говоришь загадками. Ладно, бездна с ним, с прошлым! Теперь, когда твоей подопечной никто и ничто не угрожает, можно подумать и о будущем.
— Я заберу ее с Тара. Твой мир опасен, Гвейн.
— Как знаешь. Но отчего-то думается мне, девочка сама оттуда не уйдет. Не захочет. Предчувствие, что ли?
— Заберу, — проскрежетал зубами Рошан. — Вот увидишь.
— Только учти, запрета я не сниму, на Тар ты не пройдешь.
— Мне и не нужно. Лайса позову.
— Позовешь? — прищурился старик. — Эн-Ферро же не твой идущий, он тебя не услышит.
— Эн-Ферро — мой друг. Он услышит.