Дочь кардинала

Я задаюсь вопросом, что делает сегодня ночью старый король. Спит ли он или бодрствует где-то в диких землях севера Англии. Как же страшно представлять, что он, крепко заснув, видит, как молодые король с королевой возлагают друг на друга короны, чтобы занять его место на троне, как танцуют сегодня вечером и как завтра королева наденет корону, ранее принадлежавшую его жене. Отец говорит, что мне нечего бояться, что злая королева сбежала во Францию, но никто из ее французских друзей ей не поможет. Отец встречается с королем Франции, чтобы заручиться его дружбой и чтобы злая королева не получила от него тоже никакой помощи. Она наш враг, она враг мира в Англии. Отец проследит за тем, чтобы во Франции ей не нашлось дома, а в Англии – трона. А пока спящий король без жены, без сына будет лежать, тепло укутанный, где-нибудь в маленькой крепости где-то возле Шотландии, как пчела в соте в ожидании лета. Отец говорит, что королеву будет выжигать злоба, а король так и не проснется, пока не придет их смертный час, и что мне их совсем не стоит бояться. Это мой отец смело сверг с трона спящего короля и возложил его корону на голову короля Эдуарда, так что, скорее всего, он прав. Это мой отец лицом к лицом встретился с тем ужасом, который принесла злая королева, волчица, что страшнее всех французских волков, и это он нанес ей поражение. Только вот мне совсем не нравится думать о том, как свет падает на закрытые веки спящего короля Генриха, в то время как люди, свергшие его с престола, танцуют в залах, некогда принадлежавших ему самому. И как злая королева где-то далеко во Франции возносит к небу страшные клятвы отмщения всем нам, проклинает нас и лишает нас права на счастье, грозя вернуться сюда, в то место, которое она называет своим домом.

Когда возвращается Изабелла, я стою на коленях возле узкого окна и смотрю на отражающийся от поверхности реки лунный свет, думая о спящем короле и его снах.

– Тебе давно пора было спать, – заявляет она.

– Она же не может вернуться, чтобы отомстить нам, правда?

– Злая королева? – сразу понимает, что речь идет о королеве Маргарите Анжуйской, страх перед которой пропитал все наше с ней детство. – Нет. Она побеждена, буквально повержена при Таутоне. Она бежала и больше не вернется.

– Точно?

Изабелла обнимает меня за плечи:

– Ты сама знаешь, что это совершенно точно. Ты знаешь, что мы в безопасности. Сумасшедший король крепко спит, а злая королева потерпела поражение. А ты пользуешься этим в оправдание того, что до сих пор не спишь.

Я послушно поворачиваюсь и снова сажусь на кровать, натягивая одеяло до самого подбородка.

– Я буду спать. Правда, было чудесно?

– Не совсем.

– А правда, она красивая?

– Кто? – спрашивает она, будто не понимает, о ком я говорю, и будто бы ей совершенно не ясно, кто этим вечером был самой красивой женщиной Англии.

– Молодая королева Елизавета.

– Ну, что-то она мне не показалась величественной, как это подобает королеве, – отвечает мне она, стараясь подражать надменному тону матери. – Не знаю, как она себя покажет на рыцарском турнире, она же была женой простого сквайра, и родители ее – никто. Откуда она будет знать, как себя вести?

– А что? Как бы ты себя вела? – спросила я, стараясь как можно дольше затянуть момент укладывания. Изабелла всегда знала намного больше меня: она была на целых пять лет старше, и к тому же она – любимица родителей, ее ожидало прекрасное замужество. Она уже почти женщина, а я всего лишь ребенок. Она даже критикует королеву!

– Ну, я бы вела себя с большим достоинством, чем она. Я бы не стала шептаться с королем и ронять свое достоинство так, как она. Я бы не стала рассылать другим угощения и размахивать в знак приветствия, как она. Я бы не стала тащить ко двору всех своих братьев и сестер, как она. Я была бы более сдержанна и холодна. Я бы не стала никому улыбаться, никому кланяться. Я была бы настоящей королевой, королевой изо льда, без друзей и семьи.

Я настолько очарована представшей перед моими глазами картиной, что опять незаметно для себя стала вылезать из кровати. Я стянула с кровати меховое покрывало и протянула его Изабелле:

– Какой? Какой бы ты была? Покажи, Иззи!

Она набрасывает его на плечи наподобие накидки, высоко поднимает голову, вытягивается на все свои метр сорок сантиметров и начинает вышагивать по крохотной комнатке, едва кивая воображаемым придворным.

– Вот так, – говорит она. – Comme ça[4] – элегантно, но совершенно отстраненно и недружелюбно.

Я соскакиваю с кровати, хватаю платок и набрасываю его себе на голову, изо всех сил стараясь подражать величественности Изабеллы, копируя ее кивки направо и налево.

– Приветствую вас, – обращаюсь я к пустому креслу и замираю, будто прислушиваясь к какой-то просьбе. – Нет, вовсе нет. Я ничем не могу вам помочь. Очень жаль, но это место я уже отдала сестре.

– Моему отцу, лорду Риверсу, – добавляет Иззи.

– И моему брату, Энтони, он такой красавчик!