Когда впервые на решетке появились отблески света, я вскочила на ноги. Потом это потеряло всякий смысл. Низкорослый человек не произносил ни слова. Не отвечал на вопросы. Не смотрел на меня, лишь оставляя у прутьев миску с чем-то, по их мнению, съедобным или кувшин с водой. Я просила, упрашивала, молила оставить мне свет. Но он уходил, и я снова оказывалась одна во мраке. Потом я перестала вставать, прикрываясь рукой от режущего глаза света. Успев рассмотреть себя в его очередной приход, я засмеялась. И заплакала. Одновременно. Порванная на лоскуты нижняя часть туники не спасла от высохших пятен крови. Надрываясь кашлем, я всхлипывала то ли плача, то ли смеясь. Часы тянулись сутками, а сутки сливались в одну бесконечную непроглядную ночь. Благо, к тишине не пришлось привыкать. Иногда кашель не прекращался часами. Я перестала подниматься, когда приходил свет. Перестала просить оставить кристалл. Горло слишком саднило для слов.
Я поняла, что прошел месяц лишь по свежей крови. Эти дни я кричала, сжимая пальцами прутья решетки. То, что обо мне все забыли, было уже очевидно. Никто не придет… Хотелось лишь избавиться от боли, сковывающей все тело, ползущей по шее, плечам, ногам. Постоянно казалось, что за мной следят. Откуда-то из стен, с потолка, с пола, из самого воздуха. Я боялась думать, боялась открывать глаза. Когда снились сны, я прокручивала их снова и снова перед мысленным взором, чтобы хоть на чем-то держать внимание, кроме сворачивающихся узлом легких и отваливающихся придатков. Снилась пустыня и раскопки. Карты, существа, люди, дворцы, деревья — десятки комнат, обойденных с Нис и Инфором. Сотни поразивших нереальностью видений. Тысячи восторженных или испуганных возгласов. Миллионы «мяу» Нис и, может быть, пара улыбок мага. Он не менялся.
Снился белый шар, светящийся призрачным голубоватым туманом. Когда-то он был усеян разноцветными камешками, но теперь почти все они осыпались или были выдраны. Возможно, даже, археологами на сувениры. Мы проходили мимо него каждый раз, поднимаясь на башню. Он завис как-то нерешительно и не к месту, будто убегая, кто-то выбросил его по пути. Или сам он решил переместиться со второго на первый этаж, но не хватило сил. Висел себе рядом с перилами винтовой лестницы. Несчастный, ободранный и одинокий. Лишь голубое свечение извещало о том, что он еще как бы «жив»… Он звал, привлекая внимание, как Ответчик. Когда мы втроем останавливались на лестнице, он начинал медленно вращаться. «Здесь мы» — говорил тогда Инфор. Или «Здесь Милоран… Зальцестер… Воронка… Миренгой» — каждый раз — разное. Но, смотря на шар я понимала, что он все выдумывает. Как на белой поверхности с остатками ничего не значащих разноцветных камней, полным отсутствием обозначений, рисунков, красок — можно было знать, где находится хоть что-либо? Я смеялась, качая головой. Он поднимал свой злой взгляд и молчал.
Мне снился песок, вечный песок и мамина улыбка. Во сне она смеялась. Смеялась ли она наяву? Снился Петир, я просыпалась в слезах. Снился отец. Я не знала что думать. Сердце сжималось болью, и снова начинался кашель. Снился даже Ройс, сам себя назвавший «маленьким чудовищем Императора». Я не понимала… не понимала.
Скрючившись от боли, я снова заныла. Кончится ли это когда-нибудь?
Я вспомнила осенний день, когда в моей жизни не было отца, а в сердце жила надежда и счастье. Возможно, мне приснился этот день. В постоянной темноте я терялась между снами и реальными воспоминаниями. В то утро мы сидели с Ройсом над иллюзорной картой в зальцестерской резиденции. В соседнем зале за стенкой находился Петир. Тело напоминало о проведенной вместе жаркой ночи, я улыбалась. Впереди было так светло и чисто, что даже Ройс не мог испортить настроения. «Кричать вслух не обязательно. Достаточно громко и целенаправленно подумать» — поморщился он. А Петир поцеловал на прощание. Это был наш последний настоящий поцелуй. Знала бы я тогда…
Кричать не обязательно… Я закашлялась, поднимаясь. Нужна ли я кому-нибудь? Любит ли меня по-настоящему хоть кто-нибудь, кроме мамы…
Разве только Нис. Я улыбнулась сквозь слезы. Как неслась она стремительным розовым облаком сквозь пески, нагоняя… Как перепугались эти псионики. Нис… Перед глазами появились черные глазки и полоски-полоски-полоски, на солнце составляющие ее призрачный силуэт. Можешь ли ты меня найти, как тогда — в пустыне? Можешь ли помочь?
Когда послышался металлический лязг, я приняла этот новый звук за продолжение какого-то сна. Лишь когда грубая ладонь рывком сдернула меня с лежака и глаза резанул яркий свет, я выдохнула от неожиданности и закашлялась. Если бы не постоянное дохание, я подумала бы что оглохла. Всегда вокруг была тишина… И теперь, выводя меня на подкашивающихся ногах в коридор, они молчали. Где-то через пять или шесть шагов меня закружило.