Дочь Голубых гор

– Боюсь, что тебя перехвалили, Гоиббан, поэтому ты вообразил, что можешь иметь свое мнение. Свое мнение могу иметь только я, я руковожу всеми воинами, и кому, как не мне, судить о подобных вещах, до тех пор пока племя не выберет себе другого вождя. Но, когда придет этот день, вместо меня выберут сына воина, а не ремесленника. Не забывай этого.

Туторикс и Гоиббан скрестили взгляды. Вождь племени был стар и чувствовал на себе бремя всей прожитой жизни. Кузнец же был крупнее и моложе, без единой морщины на лице. Глаза его полыхали голубым пламенем, как горн. Безрассудная храбрость, некогда отличавшая Туторикса, уже в значительной степени сменилась дальновидной осторожностью. Потушив в себе вспышку гнева, он добавил примирительным тоном:

– Приготовь для меня кое-какое оружие, чтобы я мог выяснить, есть ли на него спрос. Ты будешь щедро вознагражден и можешь быть уверен, что я не допущу, чтобы оно попало в руки наших возможных врагов… К тому же, как ты знаешь, греки уже имеют железное оружие: они знакомы со звездным металлом.

Гоиббан фыркнул.

– У них слишком ломкий, куда хуже нашего металл, который они получают от ассирийцев или какого-то другого народа. Их мечи не сравнить с этими, потому что они не знают моего секрета.

– Мы сохраним этот секрет, а самые лучшие мечи оставим для себя, – заверил его Туторикс. – На то я и вождь.

Тем временем Эпона пыталась привыкнуть к своему новому положению в сложных хитросплетениях жизни. Моментами она с гордостью ощущала себя женщиной, ощущала знатность своего происхождения, и тогда она начинала ходить с особым достоинством, но затем – так чередуются яркий солнечный свет и лиловые тени на склонах гор, – ее настроение резко менялось, и она чувствовала себя совсем еще девочкой, играющей во взрослую женщину.

Она жадно прислушивалась к своему внутреннему голосу и испытывала облегчение каждый раз, когда он заговаривал с ней, но не словами, а разливаясь в крови какой-то особой интуицией, которая и повелевала ее телом. Она слышала голос старше самого времени:

«Иди этим, а не тем путем. Склонись перед этим камнем. Не ешь этого. Переверни чашу и погладь ее дно рукой, дабы почтить сделавшего ее горшечника; его дух наблюдает за тобой и будет доволен».

«Я поведу тебя, – сказал дух. – Слушай и следуй за мной. Я расскажу тебе, как ты должна жить в этой жизни».

Время было предвечернее, Эпона уже сделала свою долю работы и решила сходить в загоны для скота. Она любила бывать среди животных, чувствовала себя с ними, как с друзьями. От людей их отличало постоянство и предсказуемость нрава. Ей даже нравился витавший в загонах запах: смешанный запах корма и обильно унавоженной земли.

Большинство животных паслись далеко от поселка, на высоких горных лужайках, но кое-какие – те, в которых была постоянная нужда или которым требовался особенно тщательный уход, – содержались в загонах. Там обычно находились рабочие быки и купленные у киммерийцев коренастые пони, которых запрягали в легкие коляски, сделанные по киммерийскому образцу. Эти красиво украшенные резьбой коляски предназначались скорее для парадных выездов, чем для повседневного пользования. В большие, груженные солью телеги впрягали быков.

В одном углу стояла пара состарившихся лошадок, некогда запрягавшихся в колесницу, в которой по торжественным дням выезжал вождь. Стоя дружески рядом, голова к голове, хвост к хвосту, они грели свои старые кости под лучами ползущего к западу солнца. Они были добрыми друзьями Эпоны. Взобравшись на ограду, молодая женщина зацепилась локтями за ее верхнюю кромку, чтобы спокойно поболтать с ними. Услышав зов, ее любимец, гнедой жеребчик, поднял озаренную косыми лучами морду и подошел ближе. Это было щетинистое широкогрудое животное с крепкими ногами, но худым крестцом. Вся красота, которой он некогда обладал, сосредоточилась теперь в его карих глазах.

– Да будет тебе всегда сиять солнце, – ласково промолвила Эпона. Ее взгляд встретился со взглядом гнедого, и два духа приветствовали друг друга. Из раскрытой пасти пони на нее повеяло теплым, напоенным ароматом трав дыханием. Она тихо дунула ему в ноздри. Между ней и животным было полное взаимопонимание. Для того чтобы общаться друг с другом, им не нужны были неуклюжие громоздкие сочетания слов. Они принадлежали к разным группам животного мира, но разделяли общий опыт жизни и смерти; и каждый из них самим своим существованием обогащал другого.

Гнедой стоял неподвижно, одним своим присутствием он как бы разряжал внутреннее напряжение девушки, возвращая ей спокойствие. «Дыши полной грудью. Наслаждайся солнечным теплом. Живи, просто живи», – казалось, говорил пони.