Дочь Голубых гор

Однако дышал он достаточно ровно, и все свидетельствовало, что он совсем не собирается умирать. Его надо было тотчас же отнести в поселок; если пойти за подмогой, то к тому времени, когда она подоспеет, тело могут найти дикие звери, которые довершат то, чего так и не смог сделать Меняющий Обличье.

В этот момент Окелос испытывал сильное искушение сорвать замысел Меняющего Обличье.

Он приподнял бесчувственное тело, пытаясь определить, как лучше донести его, наконец взвалил на плечи и спину и стал наискосок спускаться по склону, стараясь ступать осторожно, чтобы вместе со своей ношей добраться до селения живым.

Первыми заметили его ребятишки. Поскольку он спускался по горной тропе, идущей от пастбища, на него не обратили внимания даже часовые, и он уже почти достиг центра поселка, сопровождаемый толпой юнцов, которые задавали всякие вопросы, прежде чем на помощь Окелосу с его ношей пришли взрослые.

В селении поднялся сильный переполох. Спутники Кажака уже ревели, как быки, требуя объяснений. Гутуитеры пытались пробиться к раненому, чтобы заняться его лечением; растерявшийся вождь племени, в ужасе, истинном или притворном, от того, что случилось с его гостем, путался у всех под ногами.

Общее смятение привлекло даже внимание Эпоны. Вся толпа направилась к дому для гостей, где гутуитеры предполагали заняться лечением Кажака; Эпона вмешалась в эту толпу, ее уши ловили обрывки разговоров. Некоторые люди, ничего не знавшие о происшедшем, пытались что-то объяснить тем, кто знал еще меньше их.

– Несчастный случай на охоте.

– На него напал кабан?

– Нет, он упал с обрыва.

– Как он мог упасть с обрыва? Ведь с ним был проводник?

– Нет, он был один.

– С ним был Окелос, сын Ригантоны, он не удержал гостя.

– Все понятно. Окелос всегда отличался неосторожностью, как и его жена. Но как воспримут это скифы? Захотят отомстить?

– Стало быть, торговый обмен с ними под угрозой? – Это спросил кто-то постарше, помудрее, ровесник Туторикса.

Эпона не была удивлена, что в случившемся обвиняют ее брата. Из него не получилось бы хорошего вождя племени. Это было только лишнее подтверждение мудрости совета старейшин. Хорошо, что у кельтов есть так много старых голов!

Но ни одна из старых голов не могла бы ей помочь; обратись она за советом к кому-нибудь из старейшин, они были бы на стороне Ригантоны. В конце концов, мать уже обещала отдать ее друидам. Променяла ее, как если бы она была одной из тех вещей, которые можно сосчитать и носить.

Единственный сколько-нибудь дельный совет дала ей Махка: «У тебя один выход – убежать, Эпона. В этой жизни надо бороться самой за себя».

Она стояла в сторонке, наблюдая за толпящимися вокруг дома для гостей людьми, время от времени поглядывая на разгневанные лица спутников Кажака, стоящих ближе всего к двери, как вдруг ее озарила мысль. Дикая, даже бредовая, как раз такая, какие всегда приходили Эпоне и какие ни в коем случае нельзя было поверить духу.

Из дома вышла Нематона, и Эпона тут же устремилась к ней.

– Скиф выздоровеет? – спросила она.

Нематона улыбнулась.

– Я думаю, его не убить и топором. В этом Море Травы, о котором он рассказывает, взращиваются сильные люди. Он весь в порезах и ушибах, думаю, у него сломано несколько ребер, но он даже не вздрогнул, когда я перевязывала его, и он говорит, что уже готов ехать. Мы смогли только уговорить его остаться на одну ночь – уж очень он ослаб, – но я подозреваю, что он и его люди уедут завтра на заре. Они все очень торопятся уехать.

«Торопятся уехать, – осенило Эпону. – Но ведь и я тоже тороплюсь уехать».

– Ты видела Кернунноса? – спросила она Нематону.

– Некоторое время он отсутствовал, но сейчас он, кажется, в доме вождя. Ты хочешь его видеть?

– Нет, – твердо произнесла Эпона. – Я никогда не хочу и никогда не захочу его видеть.

Нематона похлопала ее по плечу.

– Меняющий Обличье не нравится тебе? Да, к нему трудно испытывать симпатии, но ты скоро узнаешь, что он очень мудрый и умелый наставник. Когда он закончит обучать тебя всем жреческим тайнам, ты будешь знать гораздо больше любого другого человека, живущего в этом мире. Я почти завидую тебе, Эпона, ведь перед тобой впервые откроется столько тайн.

Бессмысленно спорить с друидами. Они так тесно связаны со всем зримым миром и незримыми силами других миров, что просто не могут понять, что такой, например, девушке, как Эпона, невыносима сама мысль о том, чтобы посвятить всю свою жизнь совершению жреческих обрядов и магии. Друиды убеждены, что их жизнь самая лучшая; в той свободе, которую требует для себя Эпона, они нуждаются так же мало, как скалы – в дожде.

«Свобода, – подумал Эпона с жадностью. Со всей страстью. – Такая свобода, какой наслаждаются эти всадники, что, восседая на прекрасных животных, разъезжают по… как они называют это место?.. по Морю Травы. Вообразить только, Море Травы. Не с плывущими по нему кораблями, а со скачущими конниками и с беспредельным, не замкнутым горными вершинами, горизонтом.

Скифы вернутся в Море Травы, я же должна отправиться в волшебный дом».

– Ты уверена, Нематона, что скифы завтра уезжают?