– Мы не строим домов, где нас могли бы настичь враги. Мы не ездим по дорогам. Лошади быстро везут нас куда хочешь. Сверни шатер, погрузи телегу, и айда. Нашел, что тебе надо, бери и скачи. Нашел женщину, которая тебе нравится, бери и скачи. Мужчины ездят на лошадях, женщины живут в кибитках и шатрах, работают, ведут себя смирно, – многозначительно добавил он, хотя никто и не уловил скрытого в его словах намека.
– А как вы содержите ваших жен? – спросил он.
– У нас есть лошади, овцы, другой скот. Мужчина со многими женами едет туда, где хорошая трава; там тебе сколько хочешь мяса, сыра, кобыльего молока для детей. Стада быстро переходят с места на место.
– Ваши женщины тоже ездят на лошадях? – полюбопытствовал Таранис.
– Нет, – коротко ответил Кажак, давая своим тоном понять, что не хочет продолжать разговор о женщинах. Он уже сказал о них все, что следовало.
– Вы сажаете какие-нибудь злаки? – спросил старый Дунатис.
Этот вопрос явно оскорбил Кажака.
– Копаться в грязи? Нет. Пусть другие копаются в грязи. Мы забираем у них зерно, и айда.
Окелос сидел по ту сторону костра от скифа; при этих словах он одобряюще кивнул головой и толкнул локтем молодого парня, своего соседа.
– Мы слышали, что прошлым летом несколько скифов возделывали землю в долине бойи, – заметил Таранис.
– Ложь, – презрительно процедил Кажак. – Настоящие скифы – кочевники. Как я.
Кернуннос подался вперед, безуспешно буравя скифа глазами.
– Ты ничего не сказал про духов. В каких святых местах вы почитаете высшие силы, если, как ты говоришь, вы берете и айда?
Кажак ухмыльнулся.
– Что за бог, какой нельзя брать с собой? У нас нет святых мест, мы возим своих богов с собой, так много лучше. И как может быть
Кернуннос почувствовал смутную тревогу.
– Расскажи нам о своих богах, – попросил он, изображая благожелательный интерес.
Однако Кажак ушел от ответа, сказав:
– Тебе это не понравится. Лучше ты расскажи Кажак о своих богах. Может быть, они сильнее, тогда Кажак будет приносить им жертвы.
Своим превосходным сказительским голосом Поэль назвал имена и описал Духов Огня и Воды, Гор и Рек, Скал и Деревьев, Полей и Злаков, Лесных Животных. Только когда Поэль заговорил о божестве, которому поклонялся Кернуннос, Кажак наконец откликнулся.
– Олень, да! – воскликнул он, ударив себя кулаком по бедру. – Олень хорошее животное. Кажак уважает оленя. Охотиться на оленя – очень полезно мужчине, становится быстрый и хитрый. Но олень не бог, просто животное. Мясо.
Кернуннос, жрец Оленя, метнул на скифа взгляд, полный с трудом сдерживаемой ярости. Отрицать могущество божества другого племени означало нанести оскорбление, заслуживающее самого глубокого презрения. Есть бессчетное количество духов, с которыми люди должны поддерживать самые хорошие отношения, духов, столь же сильно отличающихся друг от друга, как и почитающие их племена; но все, за исключением слабоумных, чтут могущество всех богов и стараются не оскорблять ни одного из них, ибо все живое зависит от их милосердия.
– Ты малосведущий, глупый человек, – закричал Кернуннос, не в силах долее сдерживаться.
Таранис едва не поперхнулся вином, которое он как раз пил. Прежде чем он успел откашляться и попробовать загладить обиду, нанесенную их гостю, тот сам все уладил.
Скиф не оскорбился – или сделал вид, что не оскорбился. Его широкая улыбка стала еще шире; она была обращена теперь ко всем присутствующим. Он поднял указательный палец и погрозил им, как отец, унимающий расшалившихся ребятишек.
– Нет, нет, Кажак мудрый. Ночами он лежит на спине, смотрит звезды. Звезды дарят глубокую мудрость. Когда смотришь на звезды, много, много думаешь.
– Твои слова могут прогнать отсюда всех оленей, и тогда в наших котлах больше не будет оленины, – ломая руки, вставила Сирона.
– Олень не будет рассердиться на Кажак, – ответил скиф. – Тут всегда много оленей, летом и зимой. Кажак может взять лук и стрелы и принести завтра оленя, будет доказать, что олень не сердит.
В доме воцарилось напряженное молчание. Но Кажак сидел, уверенный в себе и невредимый, по-прежнему сияя улыбкой, и мало-помалу его убежденность стала передаваться всем слушателям. Окелос первым сменил гневное выражение лица на ответную улыбку.
Кернуннос негодовал, что его соплеменники так легко поддаются внушению.
– Ты не понимаешь природы духа животных, – ледяным голосом заявил он Кажаку. – Должно быть, у твоего народа нет Меняющего Обличье, который мог бы говорить с ними на языке живых существ. Мне жаль, что вы так бедны духами. Скажи мне, путник: кто, по-вашему, заслуживает большего почитания, чем питающие нас животные?
– Три бога, – сказал Кажак, поднимая три пальца. – Только три. Легко запоминать. Не так много, чтобы путаться. Табити, Папай, Апи.[5] Огонь, Отец, Земля.
– Кроме них, вы ничего не почитаете священным?
– Священным? – В недоумении Кажак молча шевелил губами. – Ты хочешь сказать, сильнее человека? Сильнее человека война. Сильнее человека дружба. Много людей не может разрушить одна дружба…