Дочь Гингемы

Девушка и волк пошли по хорошо нахоженной тропинке в лес. Часа через два они оказались на дороге из желтого кирпича. Здесь друзья свернули налево и направились в северо-западную часть Голубой страны.

Нарк бежал чуть впереди своей хозяйки, настороженно принюхиваясь и прислушиваясь. Он ощущал множество запахов, и не все из них были волку знакомы.

К вечеру друзья дошли до развилки. Лес в этом месте был особенно глухим. Высокие старые ели нависали над дорогой, полностью закрывая небо. Со стороны небольшого болотца ползли языки серого тумана.

— Бр-р-р, холодно! — вздрогнула Корина, потирая озябшие руки. — Неужели здесь нет никакого жилья? Что-то мне не очень хочется ночевать под деревом.

— Посмотри, хозяйка! — вместо ответа сказал Нарк. Он подбежал к перекрестку.

Вправо от большой дороги уходила поросшая травой и усыпанная белыми камнями тропинка. В самом ее начале стоял покосившийся трухлявый столб, на котором висела на одном гвозде широкая доска. На ней было коряво написано:

«ЭЙ, ПУТНИКЪ! ЗАХХОДИ В ГОССТИ К АДДИНОКОМУ И БАЛЬНОМУ-ПРИБАЛЬНОМУ, НО ОЧЧЕНЬ БАГГАТОМУ ЕНВАЛЛИДДУ!»

— Это еще что за «енваллидд»? — удивилась Корина, разглядывая доску. — A-а, понимаю, это значит «инвалид». Интересно, что за грамотей написал эту галиматью?

Нарк оскалил зубы.

— Какая разница, хозяйка? — бодро рыкнул он. — Кто бы ни писал, он должен жить неподалеку. Я чувствую много-много запахов Жевунов и еще один, сильный и незнакомый. Фу, и до чего же неприятный! На звериный не похож… Давай-ка я пойду на всякий случай вперед, хозяйка!

Корина хотела было согласно кивнуть, но затем спохватилась.

— Нет, — возразила она, упрямо сдвинув брови. — Хватит мне прятаться за твою широкую спину, Нарк! Как-никак, я теперь чародейка и должна уметь постоять за себя. Настала пора всерьез испытать свои силы. Подумай сам: разве я смогу стать королевой, если буду бегать от всех опасностей? Решено, пойду одна. А ты… ты переночуй где-нибудь в лесу, тебе не привыкать.

Волк пытался возражать, но Корина на этот раз была неумолимой. Она даже трижды сердито топнула ногой, и Нарк струхнул. Корине ничего не стоило превратить его в мышь или жабу. Волк уныло опустил голову и поплелся восвояси.

«Девчонка на самом деле стала могучей волшебницей, — утешал он себя. — Конечно, до Гингемы ей пока далеко, но связываться с ней опасно любому. Интересно, чей этот противный-препротивный запах? Может быть, старый кабан? Нет, не похоже…»

Тем временем Корина шла по тропинке в глубь леса. По обеим сторонам росли небывало высокие и мрачные ели, и сердце юной волшебницы сжималось от страха. Она уже стала жалеть, что отослала Нарка, но самолюбие не позволяло ей позвать друга на помощь.

Пройдя полмили, Корина увидела старый замок, окруженный высокими каменными стенами и широким рвом. Мост через ров был опущен, и рядом не было видно никакой стражи. Подойдя ближе, девушка с удивлением поняла, что замок запущен до невозможности. Воды во рву было немного, и та превратилась в грязную жижу, затянутую ряской и заросшую лилиями. Цепи подвесного моста проржавели, доски наполовину сгнили, так что идти по ним надо было с опаской. Могучие стены замка заросли хмелем и диким виноградом, а крыши башен потеряли чуть ли не половину своей красной черепицы.

— A-а, кажется, я вспоминаю это место… — пробормотала Корина. — Гингема когда-то рассказывала о нем. Ладно, посмотрим…

Немного приободрившись, девушка осторожно прошла по мосту и оказалась во дворе замка. Окна трех мощных башен ощетинились выбитыми стеклами, дубовые двери висели вкривь и вкось. И все же замок был обитаемым! Одно из окон центральной башни светилось, и из него до Корины донесся звук на удивление басистого голоса:

Э-эх! Хотел Людушка убить муху,
О-ох, да не хватило у него духу.
Э-эх, задумал Людушка паутину сорвать,
О-ох, да не смог паука с потолка согнать!

Корина отворила покосившуюся дверь и вошла в большой зал, освещенный тремя сальными свечами. Ох, до чего же здесь было грязно! На дубовом столе громоздились грязные глиняные тарелки, засохшие хлебные корки и рыбьи кости. Среди всего этого мусора деловито жужжали мухи. Ножки стульев торчали вкривь-вкось и держались, казалось, на одном честном слове. У камина, затянутого густой паутиной, возлежал на диване большой розовощекий человек ростом с двух взрослых Жевунов. Он был толст, неопрятно одет и грязен так, словно не мылся года два. Лицо молодого толстяка было на редкость унылым. Закатив глаза к потолку, он меланхолично бормотал:

У-ух, и за что меня зовут душегубушкой,
Ы-ых, а не Людушкой-голубушкой?..

— Хотите, я буду звать вас так? — улыбнувшись, сказала Корина. — По-моему, очень несправедливо обижать такого безобидного людоеда.