Дочь Генерала. Книга 1

Он наклонил голову и впился губами в нежную кожу шеи. Даша ахнула. Громко, словно у неё разом закончился воздух в груди. По позвоночнику Седого пронесся электрический разряд, член дернулся сильнее, просясь в уютное теплое местечко, которое как никогда ранее находилось в соблазнительной близости.

Нельзя…

Зимин скользил губами, трогал, ласкал, ловя малейший отклик девочки. А он был! И сильный! Унося его за черту, где разум уступал эмоциям. Снегурка затрепетала в его руках, задрожала, и даже на мгновение Седому показалось, что она прильнула к нему плотнее. Ноготки вонзила в плечи – факт. И если в отношении любовниц он был категоричен и сразу же пресекал подобное, его раздражало, когда его пытались пометить якобы в неконтролируемом порыве страсти, Даше он позволил.

Ему, черт побери, даже понравилось! Зато появилась возможность ответить.

Он нагнул Снегурку сильнее, уже добираясь до сладкой соблазнительной ложбинки на груди.

Её грудь прикрывала вода. Прикрывала слабо, и если бы не приглушенный свет в комнате, он давно бы всё рассмотрел бы ее. Какого цвета ареолы сосков… Какой формы сами соски? Маленькие или чуть вытянутые? В зубах появилась ломота, до такой степени захотелось сжать её соски губами.

Григорий где-то всё же потерял контроль. Он сосредоточился на шее и груди Даши, позабыв про руки. Его палец самопроизвольно отодвинул намокшую ткань трусиков и скользнул за неё.

К слегка припухшим складочкам.

Чтобы сразу по привычке проникнуть внутрь.

Снегурка дернулась в его руках, сильнее царапнула плечи и почти различимо выдохнула:

– Грииишааа…

⁂

Утром Снегурка завтракать не пришла.

Собственно, и самого завтрака тоже не было.

– Григорий Максимович, тосты?

– Давай.

Сам он начал делать фреш. Кофе – потом.

То, что Даша не спустилась – плохо.

Каково?..

Он её вчера отпустил. Хотя хотелось сцапать и утащить к себе в комнату, как неандертальцу. Поставить на четвереньки, намотать волосы на кулак и трахать, пока в яйцах не перестанет звенеть.

Её тихий стон с его именем долго будет звенеть в его ушах.

Этот стон пробрал его до костей. Опрокинул на лопатки. И возникла потребность слышать его снова и снова. Но чтобы Зимин придавливал Снегурку своим весом, жадно и резко вторгаясь в её сладкое узкое тело.

– Даша не вышла завтракать. Может, что с ней случилось?

Вопрос Антона вывел Седого на новые эмоции. Он поставил стакан с соком на стол, аккуратно, медленно и негромко спросил:

– Антон, ты самоубийца?

Парень непонимающе моргнул, подавшись назад, упираясь спиной в спинку стула.

– Григорий Максимович, вы о чем говорите?

– О том. Я тебе, кажется, говорил. Ты не понял.

Бледность проступила даже сквозь загар и легкую небритость.

– Я всё понял, Григорий Максимович. Девочка – ваша. Не претендую. Не смотрю. Не трогаю. Я лишь волнуюсь. За неё, как за человека. Мало ли что.

Вот это «мало ли что» подбросило Гришу на ноги.

Он, глотая ревность и мучаясь уже привычным утренним – да и не только утренний, мать вашу! – стояком и подумать не мог, что со Снегуркой могло что-то случиться. Девочка могла элементарно заболеть! Поднялась температура, например. Да мало ли что!

В доме имелась шикарная аптечка. Как говорится, на все случаи жизни. Причем с такими медикаментами, которые никогда не будут продаваться в розницу.

Григорий в последний момент, скорее инстинктивно, чем осознанно, удержал стул от падения. Кофе неприятно горчил во рту. Ему самому необходимо было подумать про здоровье Даши. То, что она заговорила – прекрасно. Но проблемы со здоровьем не решены. Ранее он хотел ей предложить медикаменты, побоялся вызвать аллергию или кому. Возможно, у Снегурки есть противопоказания.

Он успел выйти из-за стола, когда услышал легкие шаги.

Их услышал и Антон, сразу подобрался, готовый уйти.

В дверном проеме показалась Даша. В его футболке и в лосинах.

Босая. Снова. Да что ж такое!..

Волосы заплетены в две косы, которые она перекинула через плечи на грудь. Истинная Снегурка, как пить дать. Шубки со снежинками да кокошника не хватает.

От той Снегурки, что они привыкли с раннего детства видеть на открытках и по телевидению, а также на утренниках её отличало ещё одно – заплаканные глаза.

Вид слегка припухших глазок с красноватыми следами неприятно поразил Григория.

– Здравствуйте.

Её голосок прозвучал хрипло. Ей по-прежнему было больно говорить. Слова доставляли дискомфорт в горле.

– Привет, Даша, – вкрадчиво ответил он.

– Доброе утро, – вторил ему Антон.

Григорий попутно отметил, что голос водителя прозвучал довольно нейтрально. Вот и славно. Больше Зимин с ним беседовать по поводу Даши не будет. И так довольно много раз предупреждал.

Если Антон и обратил внимание, что она заговорила, не подал виду.

– Проходи, Даш. Что будешь на завтрак?

– Кофе.

– С тостами.

– Нет. Просто… кофе.

Она выглядела ещё робей, чем раньше. Жалась. Вся фигурка выражала некую надломленность.

И эти глазки…

– Я пойду, Григорий Максимович.

– Давай.