Дочь фортуны

Благодаря одному из этих непредвиденных событий, которые часто вынуждали менять направление, данный период рабства, который для мальчика мог стать настоящим адом, на самом деле, оказался гораздо лучшим временем, нежели проведенные под родительским кровом годы. Две самки мула тащили нагруженную больше остальных, составляющих караван, повозку. Изнуренное стенание слышалось с каждым оборотом колес, которые не смазывали специально, чтобы таким способом намеренно отпугивать всякую нечистую силу. Чтобы избежать побега, животных, от каждого по одной веревке, привязывали к Четвертому сыну, который все безутешно плакал с тех самых пор, как мальчика забрали у отца и братьев. Разутый и жаждущий, с содержащей скудные принадлежности сумкой за спиной, мальчик шел все дальше, видя, как исчезают крыши родной деревни и очертания знакомого пейзажа. Единственное, что ему было известно, - жизнь в этой хибаре, которая была и не такой плохой, родители с ребенком обращались мягко, мать рассказывала сыну различные истории, а любой предлог мог послужить причиной смеха и небольшого празднества даже во времена наибольшей нищеты. Рысил за самкой мула, убежденный, что с каждым шагом он все более и более углублялся в территорию коварных духов и боялся, что скрипа колес и звона подвешенных к повозке колокольчиков для обеспечения безопасности или хотя бы какой-то защиты было далеко недостаточно. К тому же, едва удавалось понимать диалект путешественников, но даже некоторые, схваченные на лету, слова нагоняли на мальчика ужасающий страх, пробирающий до самых костей. Толковали многие непонятные мысли, что бродили по области, были и слова, касаемые потерянных душ мертвецов, над которыми в свое время не провели надлежащего обряда погребения. Сильный голод, тиф и холера разносились по этой территории с мертвецами, где не оставалось достаточного количества живых людей, способных должным образом чествовать покойников. К счастью, призраков и демонов принимали за глупцов: те не умели сновать по углам и с легкостью разбрасывались предложенными дарами, состоящими из еды либо подарков из бумаги. И все же иногда ничем не удавалось их разъединить. Сами, к тому же, могли материализоваться, намереваясь завоевать свою свободу, убивая чужаков или проникая в их тела. Так пытались обязать последних осуществлять невероятные проделки. Уже прошло несколько часов ходу, летняя жара и жажда только лишь увеличивались, мальчик спотыкался через каждые два шага, а его новые нетерпеливые хозяева все подгоняли ребенка ударами дубинкой по ногам совершенно без злого умысла. С восходом солнца люди решили задержаться и расположиться лагерем. Облегчили ношу животным, развели огонь, приготовили чай и разделились на небольшие группы, чтобы сыграть в «фан-тан» и «маджонг». Наконец, кто-то вспомнил о Четвертом сыне и передал тому плошку с рисом и стакан чая, к которым мальчик и приступил, выказывая ввиду голодных месяцев накопленную прожорливость. В этой обстановке людей удивил стон завываний, и впоследствии они увидели себя в окружении тучи пыли. Гвалт налетчиков примкнул к путешественникам, а малыш, испугавшись, залез под повозку, насколько позволяла веревка, за которую тот был привязан. Речь шла не о неисчислимом множестве, как можно было догадаться сразу, а о банде разбойников, одной из многих, что издевались над никчемными солдатами империи, обрушиваясь на людей прямо средь дороги в это время сплошного отчаяния. Едва торговцы оправились от первого поражения, как тут же собрали свое оружие и оказали сопротивление беглым в окружении гвалта криков, угроз и выстрелов, что длились всего лишь несколько минут. Как только пыль слегка осела, один из бандитов сбежал, а двое других, тяжелораненые, упокоились в земле. Их оставили с тряпками на лице и удостоверились, что люди на самом деле были юношами в лохмотьях, к тому же вооруженные дубинками и примитивными копьями. Затем, уже в спешке, продолжили обезглавливать и всех прочих, чтобы те страдали от унижения, что оставили этот мир, будучи разделанными в куски, а не теми целыми, которыми когда-то в нем появились, а головы насаживали на позорные столбы, что стояли по обе стороны дороги. Когда духи чуть успокоились, было видно, как член каравана катался по земле со зверской от копья раны в бедре. Четвертый сын, кто, находясь под повозкой, от ужаса все еще не мог шевелиться, все же вышел, пресмыкаясь, из своего потайного места и уважительно попросил разрешение у достопочтенных торговцев внимательно отнестись к ране, и за неимением альтернативы люди разрешили ему приступить к делу. Попросил тогда чая, чтобы промыть кровь, затем открыл свою сумку и извлек оттуда флакон «баи яо». Приложил к ране эту белую мазь, туго перевязал ногу и без малейшего колебания объявил, что менее чем за три дня порез закроется. Данный случай спас его от проведения последующих десяти лет работы на положении раба и худшего, чем с собакой, обращения с собой. Ведь узнав о такой способности, торговцы продали его в Кантон знаменитому медику, занимающемуся традиционной медициной, и мастеру иглотерапии – так называемому чжун и, - ведь сам он тоже нуждался в подмастерье. Обладая такой мудростью, Четвертый сын приобрел познания, которых так бы никогда и не получил от своего неотесанного отца.