Дочь фортуны

Еле-еле разузнав постоянный адрес китайского ресторана в Сакраменто, Элиза написала туда Тао Чьену, сообщив свое новое имя Элиас Андьета и испрашивая совета о том, как бороться с дизентерией. Ведь единственным известным ей средством от такой заразы был кусок сырого мяса, привязанный к пупку кушаком из красной шерсти, как то делала Мама Фрезия в Чили, но оно так и не приносило ожидаемых результатов. Девушка болезненно по нему скучала, а порой даже встречала рассвет в объятиях Тома Без Племени, воображая в замешательстве чуткого сна, что находится рядом с Тао Чьеном, хотя шедший от мальчика запах дыма неизменно возвращал ее к реальности. Свежим благоуханием моря ее друга больше никто не обладал. Разделяющее их расстояние в милях было не таким уж и большим, однако, из-за жестокости и суровости климата путь представлялся тяжким и опасным. Ей пришло в голову присоединиться к почтальону, чтобы продолжить поиски Хоакина Андьета, как и делала уже не раз в прочих случаях, однако в ожидании подходящего, порой, проходила далеко не одна неделя. И не только зима накрывала все ее планы. В эти дни еще более увеличивались тревога и беспокойство среди американских шахтеров и чилийцев, находящихся на юге Вета Мадре. Англичане, сытые по горло присутствием разных иностранцев, сплачивались и пытались выгнать последних, прочие же оказывали сопротивление, первым делом прибегая к оружию, а затем разбираясь в присутствии судьи, который вполне признавал их права. Вовсе не направленное на запугивание агрессоров, его постановление только возбуждало людей. Так, несколько чилийцев закончили свои жизни на виселице либо сброшенными с кручи, а уцелевшие были вынуждены спасаться бегством. Ответная реакция заключалась в образовании банд, готовых к атакам и нападению, другими словами, к свойственной многим мексиканцам линии поведения. Элиза понимала, что не в силах рисковать; было вполне достаточным и ее переодевание в латинского мальчика, которого, впрочем, и не трудно обвинить в любом вымышленном преступлении.

В конце января 1850 года настал жуткий холод, каких немало повидали эти края. Никто не осмеливался покидать свои дома, деревня казалась вымершей, и более десяти дней барак не посетил ни один клиент. Стояли такие холода, что к рассвету вода в умывальном тазу замерзала окончательно, несмотря на никогда не остывавшие печи. Бывало, что выпадали ночи, когда людям приходилось забирать лошадь Элизы прямо в дом, чтобы спасти животное от прискорбной участи прочих, встречающих рассвет, полностью скованными кусками льда. Женщины спали по двое на кровати, и она поступала также на пару с ребенком, к которому со временем начала испытывать ревнивую и очень сильную привязанность, возвращаемую им обратно с упорным постоянством. Единственным человеком в этой компании, который мог соперничать с Элизой в расположении к себе малыша, была Ромпеуэсос. «Однажды и у меня будет сильный и храбрый сын, такой, как Том Без Племени, но гораздо жизнерадостнее. Это малыш никогда не смеется», - рассказывала она в своих письмах Тао Чьену. Вавилонянину, Злому не удавалось засыпать по ночам, поэтому проводил немало времени в темноте, слоняясь из угла в угол барака в своих, из грубого сукна, сапогах, одежде из выдолбленной кожи и наброшенной на плечи накидке. Уже перестал брить голову и выделялся среди прочих короткой волчьей плешью, какая также красовалась на его пиджаке. Эстер связала ему шерстяную шапку желтого цыплячьего цвета, закрывающую все уши, тем самым, придавая вид чудовищного ребенка. Он и был тем, кто тогда ранним утром ощутил несколько слабых ударов, которые ясно выделялись на фоне привычного, характерного для сезона дождей, шума. Приоткрыв дверь с помощью находящегося в руке пистолета, обнаружил на снегу брошенный тюк. Встревоженный, тут же позвал Джо, и уже им двоим, борющимся с ветром, чтобы дверь не вырвало с корнем, кое-как удалось втащить его внутрь. В тюке опознали полуобмороженного человека.