Дочь фортуны

Как раз в этот день намеревалась было спросить в таверне о возможности пристроиться здесь переписчицей, когда общий галдеж привлек ее внимание. И прямо в тот момент, когда публика начинала выходить после зрелища драки медведя, по единственной улице населенного пункта въезжало несколько запряженных самками мула вагончиков, сопровождаемых сзади индийским мальчиком, играющим на барабане. Как такового общего транспорта не наблюдалось, весь брезент был размалеван, с крыш свисали обтрепанные края одежды, помпоны и китайские лампы, самки мула, украшенные наподобие цирковых животных все шли и шли, сопровождаемые невыносимым звоном бубенцов и медных колокольчиков. Сидевшая на облучке первого экипажа, ехала бабища с гиперболической грудью, в мужской одежде и с зажатой между зубами трубкой пирата. Второй вагон вез какого-то огромного типа, покрытого потертой волчьей шкурой, с бритой головой, с толстыми металлическими кольцами в ушах и вооруженного так, словно человек вот-вот отправится на войну. Каждый вагон тащил за собой на буксире следующий. В них путешествовали остальные, составлявшие маскарадную группу люди - четверо молодых мужчин, наряженных в мятый вельвет и печального цвета парчу, посылающих воздушные поцелуи изумленному скоплению народа. Оцепенение продлилось буквально мгновение, после чего в скором времени все узнали эти колымаги, а раздавшиеся залпом крики и пальба весьма оживили вечер. И подобным образом продолжалось до тех пор, пока позорные голубки не стали героинями дня, обойдя остальных женщин, однако ситуация в целом изменилась лишь тогда, когда в недавно образовавшихся деревнях устроились первые семьи и проповедники, которые, угрожая вечным проклятием, призывали поступать по совести всех остальных. За неимением храмов религиозные богослужения совершались прямо в тех же «салонах», где, как известно, пороки только лишь процветали. Люди прерывались лишь на время продажи ликеров, между перебранками и просмотром по кругу сладострастных изображений, и все несмотря на то, что пастор всячески наставлял собравшихся и выговаривал им за ругательства и распущенное поведение. Появлявшиеся на балконе второго этажа уличные женщины философски оказывали сопротивление окунанию, утешаясь лишь тем, что буквально через час их жизнь вернется в привычное русло. Хотя все это дело в упадок и не приходило, было не очень-то и важно, заплатил ли кто-то за устроенный разврат, после которого людей еще и обвиняли в получении платы, будто порок касался вовсе не их, а лишь тех, кто их на подобное искусил. Вот так и установилась четкая граница между порядочными женщинами и ведущими разгульную жизнь. Уставшие подкупать власти и терпеть унижение, некоторые, собрав свои баулы, уходили в противоположном направлении, где рано или поздно все возвращалось на круги своя. Идея бродячей службы предлагала выгодно избежать приставания своих супруг и верующих, вдобавок расширяла свое влияние и на более отдаленные зоны, где имелась возможность зарабатывать вдвое больше. В подходящем климате процветало и само дело, но зима была уже не за горами; вот-вот выпадет снег, сделав непроходимыми все дороги, поэтому нынешнее путешествие и стало для каравана одним из последних.