Дочь болотного царя

Перехожу дорогу и иду обратно по другой стороне. Отец учил меня считывать следы, когда я была маленькой. Он оставлял для меня след, пока я играла или бегала по окрестностям, а затем мне нужно было отыскать этот след и пройти по нему. Отец в это время шел рядом и указывал на все знаки, которые я пропустила. А иногда мы просто шли с ним куда глаза глядят, и он демонстрировал мне по пути разные интересные вещи. Горки помета. Цепочку следов рыжей белки. Вход в логово древесной крысы, скрытый под кучкой совиных перьев и катышков. Бывало, отец указывал мне на горку помета и спрашивал: опоссум или дикобраз? Отличить не так-то просто.

В итоге я поняла, что идти по следу – это все равно что читать книгу. Следы – это слова. Соберите их в предложения – и сможете рассказать о том, что происходило в жизни недавно пробежавшего здесь животного. Вот, например, я натыкаюсь на вмятину на земле, где лежал олень. Она может находиться на маленьком островке посреди болота или в любом другом высоком месте, откуда олень наблюдал за обстановкой. Первым делом я проверяю, насколько вытерта трава, – это сразу даст мне понять, как часто оно используется. Если земля почти голая, значит, это любимое место и олень, скорее всего, еще вернется сюда. Второе, на что я обращаю внимание, – направление, куда «смотрит» оленье ложе. Чаще всего олень лежит спиной к ветру. Зная о том, как он лежит, я могу вернуться сюда, когда будет дуть именно этот ветер, и подстрелить оленя. Такие дела.

Иногда отец сам притворялся добычей. Он тайком выбирался из хижины, пока я сидела на кухне с завязанными глазами, спиной к окну, чтобы не возникло соблазна подглядывать. После того как я досчитывала до тысячи, мама снимала с моих глаз повязку, и я бросалась в погоню. Учитывая то, сколько разных следов усеивало песок на нашем заднем дворе, было довольно сложно определить, какие из них принадлежат отцу. Я садилась на корточки на нижней ступеньке и внимательно изучала все следы, чтобы отыскать самый свежий, потому что, если бы я пошла по ложному следу, никогда бы его не нашла. Я размышляла о том, как далеко он мог уйти и как долго оставался в укрытии, в каком настроении он был в тот день, вследствие чего одно только созерцание следов отнимало у меня больше времени, чем хотелось бы.

Иногда отец просто спрыгивал с крыльца в кучу листьев или на камень, чтобы усложнить игру. Иногда снимал ботинки и уходил на цыпочках в одних носках или босиком. Однажды он провел меня, натянув мамины ботинки. Мы оба здорово посмеялись над этим. Когда я ушла с болота, то заметила, что многие родители поддаются своим детям в играх, чтобы поднять их самооценку. Отец никогда не облегчал мне задачу, да я и сама не захотела бы этого. Иначе как бы я научилась? Что касается моей самооценки, когда мне все-таки удавалось выследить и «убить» отца, я несколько дней ходила, постоянно улыбаясь. Конечно, я не убивала его в буквальном смысле слова, но, в зависимости от того, где он прятался, игра всегда заканчивалась тем, что я стреляла в землю у его ног, в ствол или ветку у него над головой. После того как я выиграла три раза подряд, мы прекратили эти игры. Отец терпеть не мог проигрывать. Позже, когда я пошла в школу, учитель как-то раз прочитал нам рассказ под названием «Самая опасная игра», который очень напомнил одну из тех, в которые мы так часто играли с папой. Мне стало интересно, не оттуда ли он взял эту идею. Я хотела рассказать одноклассникам, что знаю, каково это – быть и охотником, и жертвой, но тогда я уже поняла, что чем меньше я рассказываю о своей жизни на болоте, тем лучше.

На обочине стоит полицейская машина. Или, точнее, патрульная машина шерифа округа Алджер, одна из тех новых машин, которые недавно засветились в новостях: белая, с черной полосой и черно-оранжевым логотипом на боку, с рамой спереди и фарами на крыше. Машина такая чистая и блестящая, как будто только что с завода.

Я замедляюсь. В этой игре у меня два варианта. Я могу проехать, сделав вид, что понятия не имею, откуда в самом сердце неизвестности взялась полицейская машина. Могу позволить офицеру остановить меня, и пусть рыболовное снаряжение в багажнике говорит за меня. Возможно, он узнает мое имя и нащупает связь с моим отцом, когда проверит мой номер и документы. А может, и нет. В любом случае худшее, что он может сделать, – это отправить меня с предупреждением домой, в полную безопасность.

Или я могу сказать ему, что решила срезать путь после рыбалки, так как услышала в новостях о сбежавшем заключенном. Этот второй вариант даст мне возможность спросить, как продвигается розыск, что было бы полезно. Или я могу поговорить с ним подольше, чтобы послушать полицейскую радиоволну.