Дочь Белого Меча

— Это всё она, — Ягмара потрепала Лошадку по морде. Та фыркнула. — С жеребячества никого вперёд себя не пропускала. Характер.

Ний хотел что-то сказать, но только улыбнулся и отошёл.

После скачек настал черёд выездки, где участвовали в основном малолетки. Девочки проводили своих скакунов через узкие воротца, сквозь барьеры из глиняных болванов, которых нельзя было задевать, преодолевали несложные барьеры, а также ехали рысью, стоя на конских спинах.

Подъехала Сюмерге, спросила, будет ли Ягмара играть в козлодрание? Поначалу у Ягмары такого желания не было, ей хотелось пострелять, а гонять по полю набитую мочалом баранью шкуру — какой интерес? Тогда уж как кочевники — отбирать друг у друга живого козла… Но тут она неожиданно для себя согласилась.

Впрочем, игра получилась недолгой: сначала упала и сломала ногу одна из всадниц, а потом расползлась плохо сшитая шкура. Судьи сочли это плохим знаком и состязание прекратили.

Сюмерге была очень расстроена — этот плохой знак она приняла на себя: шов разошёлся как раз тогда, когда она подхватывала шкуру с земли…

— Ерунда, — сказала Ягмара. — Не обращай внимания. Это разве знаки? Вот когда будем стрелять…

— Я уже не буду, наверное, — сказала Сюгмере. — Хватит с меня на сегодня дурного.

— Было что-то ещё? — спросила Ягмара.

Сюгмере помолчала, потом покачала головой:

— Да нет… показалось…

Ягмара не стала расспрашивать. В конце концов, знаки каждый понимает так, как ему подсказывают его боги.

Состязания по стрельбе проходили дважды: сначала стреляли на скаку, и надо было пятью стрелами поразить пять мишеней. Для Ягмары это было нечего делать, в степи соревновались иначе — там мишени, пустотелые глиняные шары величиной в голову, подбрасывали вверх при приближении всадника; здесь и шары были побольше, и висели они неподвижно, насаженные на колья. Так что Ягмара легко оказалась в числе двух десятков лучниц, допущенных к последнему этапу.

Между состязаниями, чтобы зрители не скучали, были танцы вокруг костров. Ягмара не пошла.

Это была стрельба на дальность и наугад. Устроители разложили по полю войлочные валики, окрашенные в разные цвета — двадцать одну штуку, по числу участниц. Самые близкие валики лежали в восьмидесяти девяти шагах от невысокого помоста, откуда и надлежало стрелять, самые дальние — в ста двадцати девяти. Это были волшебные числа, но что они означали, сейчас уже никто не помнил — просто так принято было из поколения в поколение. Лучницам раздали стрелы, все с разнообразно окрашенными оперениями и с разными метками на древках. Полагалось стрелять всего один раз — и, в общем, не обязательно попадать: служители с мерными бечевами измеряли расстоянии от воткнувшейся в землю стрелы к ближайшему валику; он и становился призом. Что в валике было завёрнуто, то и становилось знаком, предсказанием или наградой для лучницы… Случались и богатые призы, и черепки, и свитки с мудрыми текстами — и вообще всё, что угодно. Можно было и не получить ничего — если мерной бечевы до ближайшего валика не хватало. Это считалось самым плохим знаком.

Стреляли по трое разом, а очерёдность троек определялась жребием.

Ягмаре выпала последняя…

Впрочем, она не боялась, что промахнётся даже по самым дальним целям.

Как только первая тройка поднялась на помост, Ягмара внезапно потеряла интерес к происходящему. Как будто шторка упала… Что я здесь делаю, подумалось ей. Зачем мне это всё?.. какие-то нелепые глупости… Завтра с утра отправляться в путь, а я вместо того, чтобы посидеть напоследок с мамой, пытаюсь добыть какой-то неведомый приз.

Она осмотрелась. Девушки стояли хмурые, сосредоточенные, как будто от того, как они выстрелят, зависит вся их жизнь.

Дурочка, сказал ей кто-то внутри, ведь сейчас ты хочешь отказаться от того, чтобы узнать волю богов.

Может быть, я не хочу её узнавать?

Просто боишься.

Боюсь…

Подъехала Сюмерге, спрыгнула с коня.

— Яга, — сказала она. — Госпожа Вальда сказала, что ты завтра уезжаешь?

Ягмара кивнула.

— Но ты же вернёшься к осени?

Ягмара помолчала. Потом пожала плечами:

— Не знаю. Вот, может, стрела подскажет…

— Павазу — помнишь её? — добыла себе серебряную подкову…

— Будет богатая и счастливая, — сказала Ягмара равнодушно.

— Но где-то в дальних краях, — добавила Сюмерге, до конца раскрывая смысл добычи. — Я тоже буду жить в Цареграде. Как же не хочется отсюда уезжать…

— Иногда приходится, — сказала Ягмара.

— Ой, да… Доброй тебе дороги, и пусть боги благоволят тебе!

— Спасибо, сестрёнка… Я постараюсь вернуться к твоей свадьбе. Хотя что я говорю…

— Я буду рада. Я буду очень рада. Ты когда стреляешь?

— Последней.

— Ой… Ну я постою тут с тобой, не буду же мешать?

Ягмара кивнула. Она, кажется, поняла, что Сюмерге огорчена и угнетена тем, что баранья шкура распоролась именно в её руках, но не может сказать об этом ни жениху, ни родителям, и теперь, почему-то убеждённая в удачливости Ягмары, хочет потереться щекой об эту удачу…