Дочь Афродиты

— О Фемистокл! Ты забываешь, что я гетера, а гетера никогда не принадлежит одному мужчине. — Едва закончив фразу, она почувствовала невыносимую душевную боль и чуть не заплакала.

Пока Дафна перед серебряным зеркалом без рамки наносила на лицо свинцовые белила и подводила глаза темно-зеленой шиферной пастой, Мегара убеждала ее:

— Поверь мне, Дафна, никто здесь не причинит тебе вреда. Мы все тебя любим!

В доме гетер у Карамеикоса царила напряженность. С тех пор как Дафна нашла у себя в постели змею, девушке казалось, что ее хотят убить.

— Ты меня любишь, Мегара! — ответила Дафна. — Точно такие же нежные чувства и я питаю к тебе. Остальные улыбаются мне, но за их улыбками скрывается ненависть.

Мегара покачала головой.

— Да, конечно, твою молодость, привлекательность и красоту тяжело переносить любой женщине. Но я думаю, ты заходишь слишком далеко, когда думаешь, что все только и ждут, чтобы избавиться от тебя.

— Не все! — Дафм вздохнула. — Но Аттис преследует меня. В этом я уверена. Или ты считаешь, что гадюка сама заползла ко мне в постель? Ты и сама знаешь, Мегара, что Аттис говорила неправду, когда утверждала, будто я играю с лягушками и змеями. Я их не боюсь, это правда. Дома, на Лесбосе, мне часто приходилось наблюдать за этими животными в горных пещерах. Но чтобы брать их к себе в постель — об этом у меня и мысли не возникало! Я думаю, что все это устроила Аттис.

— Аттис! Все время Аттис! Всегда она сеет раздор в этом доме!

— Нет, — ответила Дафна. — Не Аттис сеет раздор. Причина во мне. Как только я появилась в этом доме, начались ссоры и распри. Я чужая овца, которая принесла беспокойство в загон. Я должна уйти.

Мегара отложила в сторону хитон с пурпурной оторочкой, который она приготовила для Дафны, взяла девушку за руки и прижала к себе.

— Малышка, куда ты собралась уходить? Не давай лести мужчин ослепить себя. Конечно, твоя красота притягивает их, и они обожают тебя больше, чем любую другую. Но не забывай, что дома у каждого из них на постылом брачном ложе лежит жена, некрасивая и глупая. И она ревностно заботится о том, чтобы он не терял свою влиятельность и благосостояние. Фемистокл не является исключением.

Последнее замечание попало в цель, и Дафна тут же откликнулась:

— Оставь Фемистокла в покое!

— Я знаю, что этот достойный мужчина, выдающийся полководец, ухаживает за тобой. Я только за тебя рада. Но у него, как и у большинства из них, есть жена и дети. И он никогда не бросит их.

— Прошу тебя, замолчи! — вспыхнула Дафна и вырвалась из объятий подруги. — У меня никогда не было серьезных намерений в отношении Фемистокла. Я — гетера и знаю, что мне делать.

Служанка сообщила, что прибыл паланкин для Дафны.

— Паланкин? — удивленно спросила Мегара. — Кто же это прислал тебе паланкин?

— Дифилид, — ответила Дафна и надела хитон. — Он очень вежливо пригласил меня на один из своих симпозионов. Этот богач не смеет ко мне прикоснуться, но лишь одно мое присутствие доставляет ему огромную радость. Дифилид — старик и не блещет умом, но он знает жизнь. Я решила не отказывать ему, если он желает видеть меня рядом с собой.

Мегара усмехнулась и, провожая Дафну, вложила ей в руку небольшую розовую баночку. Та не хотела брать ее, но Мегара настояла:

— Женщина никогда не знает, что ее ждет! — И Дафна уступила.

Баночка из матового стекла имела форму яблока и содержала бальзам Афродиты, тайну которого тщательно оберегали греческие гетеры. Обычные проститутки для предотвращения зачатия надевали на фаллос своих ухажеров мочевой пузырь животных или принимали горячие ванны. Гетеры, которые, на первый взгляд, не применяли никаких противозачаточных средств, беременели крайне редко.

Волшебным средством являлась мандрагора, трава с корнями в форме фаллоса. Корни сушили, толкли и смешивали со всякими ароматическими мазями. Все вместе доставляло удовольствие мужчине и предохраняло от зачатия.

Четыре раба, несшие паланкин, вели себя молчаливо и сдержанно. Они бежали по темным переулкам, которые с наступлением сумерек становились все более мрачными. Уличного освещения не было, так что носильщики перед каждым перекрестком издавали громкий крик, чтобы обратить на себя внимание и ни с кем не столкнуться.

Это было время бродяг, воров и сутенеров. Дафна была очень рада, когда они наконец миновали ворота Дипилон, вышли к более приличной части города и повернули на кипарисовую аллею, которая, протянувшись через парк, вела к особняку Дифилида. На мраморных статуях по обеим сторонам дороги горели красные факелы, придававшие обстановке театральность и особое очарование.

Дифилид любил такие праздники. Многие завидовали ему. Успех коневода и сказочное богатство, обязывавшее его оснащать половину флота, обеспечивали ему авторитет и влияние в Афинах. После смерти своей молодой жены, которая, как говорили, десять лет назад умерла от сифилиса, Дифилид окружил себя огромной командой слуг, секретарей, рабов и проституток, которые читали по глазам любое его желание. Это нравилось своенравному старику.