Дочь Афродиты

— Сладкие как мед? — переспросил Ксеркс и высокомерно заявил: — Я переправлю через Геллеспонт такое огромное войско, какого Европа еще не видывала. Моему отцу Дарию не довелось отомстить за позор поражения. Но я не успокоюсь, пока не захвачу Афины и не превращу их в прах и пепел. Тогда персидская земля будет соседствовать с небом Зевса!

Последовали бурные аплодисменты, а Ксеркс, усмехнувшись, снова спросил Мардония:

— Сладкие как мед, говоришь?

— Как мед! — заверил его кузен.

Царь постучал скипетром и посмотрел на брата исподлобья.

— Хитрец ты, однако. Обещаешь мне сладкие фрукты, а сам мечтаешь только о том, как бы побыстрее стать наместником новой провинции.

Мардоний рассмеялся. Он и не собирался опровергать эти слова. Все знали, что полководец спит и видит себя на посту, о котором мечтали многие из окружения Ксеркса, и поэтому льстил своему повелителю как только мог.

— О повелитель, царь царей! Ты самый великий не только среди живущих персов, но и среди тех, которые еще не родились. Мы покорили индийцев, эфиопов, ассирийцев и многие другие народы, и они ничего не смогли сделать против нас. Так почему же ты хочешь пощадить греков, которые опозорили наших славных предков? Я спрашиваю тебя: почему ты боишься их? Разве мы не победили ионийцев, дорийцев, эолийцев и остальных греков на побережье Азии?

Царь захихикал, взял золотой сосуд с кисло-сладким айвовым соком и стал пить, беспокойно поглядывая по сторонам. Артабан, его мудрый дядя, тощий старик с длинной седой бородой, сказал предостерегающим тоном:

— Ксеркс! Я уже предупреждал твоего отца Дария, чтобы он не шел против скифов, людей, которые даже не живут в городах. Дарий тогда не послушал меня и вернулся не солоно хлебавши, с огромными потерями. А теперь ты, царь царей, собираешься выступить против народа, мужчины которого еще храбрее, чем скифы. Ты хочешь пересечь Геллеспонт и с многотысячным войском вторгнуться в Европу. Но я спрашиваю тебя и всех собравшихся: что произойдет с нами, если шторм разрушит наши корабли или врагам удастся потопить их? А ты, Мардоний, сын Гобрия, бойся недооценить народ эллинов. Вспомни наше поражение под Марафоном!

Ксеркс наморщил лоб, так что посередине его вздулась темно-синяя жилка.

— Артабан! — возмущенно крикнул царь. — Ты — брат моего отца, и только это вынуждает меня не обращать внимания на твои недостойные речи и сохранить тебе жизнь. Но я, Ксеркс, сын Дария, жестоко накажу афинян — мужчин, женщин и детей!

Его взгляд скользнул по измученным пленникам, которые дремали перед палаткой.

— Кто они такие?

Один из придворных опустился перед царем на колени, поцеловал его ноги и сказал:

— Повелитель, они все заслужили смерти!

— Что натворил вон тот? — Ксеркс указал на безбородого молодого человека в рваной набедренной повязке, изо рта и носа которого текла кровь.

— Его поймали на воровстве прямо в лагере! — объяснил придворный.

— В жернова его! — рявкнул Ксеркс и указал на чернобородого.

— А этот?

— Торговец тканями из Магнезии. Был на службе в персидской разведке. На самом же деле оказался шпионом греков.

— В жернова его! — крикнул царь, но тут же передумал и приказал: — Подождите! Подведите шпиона ко мне!

Эякида подтащили к царю, и тот разбитыми в кровь губами поцеловал его ноги.

— Значит, ты греческий шпион, — начал Ксеркс. — А кто давал тебе задания?

— Фемистокл, афинянин, — ответил измученный пытками торговец.

— Афинянин… — задумчиво повторил царь. После небольшой паузы он неожиданно сказал то, что поразило всех придворных, которые внимательно слушали разговор: — Я дарую тебе свободу. Я пошлю тебя к афинянам, чтобы ты сообщил им, как вооружился Ксеркс, собираясь отомстить за своего отца Дария. Посадите его на повозку и прокатите по всему лагерю. Потом покажите ему персидский флот в Галикарнасе, дайте корабль и пусть плывет в Элладу, чтобы посеять страх и ужас по всей стране эллинов.

Два раба приковали Эякида к сиденью возницы, и Терилл повез его по лагерю.

— Вот, смотри на все это! — кричал Терилл, гоня лошадей по долине, забитой палатками и загонами для животных. — И запомни, что я тебе скажу!

Словно сквозь пелену смотрел Эякид на мощь персидской армии. Он едва ли слышал цифры, которые ему называл начальник разведки. Тот сказал, что у них один миллион семьсот тысяч пехотинцев, восемьдесят тысяч всадников и двадцать тысяч арабов и ливийцев. И еще десять тысяч слуг, рабов, евнухов, наложниц и поварих. Кроме того, они располагают невероятным количеством тягловых животных — буйволами, верблюдами и лошадьми. А индийских собак у персов столько, что пришлось освободить от оброка четыре деревни, обеспечивающие для них корм.

Заметив, что Эякид ничего толком не видит и не слышит, Терилл остановился, зачерпнул воды из корыта и плеснул магнезийцу в лицо. Тот очнулся и посмотрел на персидские орды широко раскрытыми глазами. Терилл продолжил поездку.

От южного конца лагеря Терилл поехал в Галикарнас. С запада ветер нес облака пыли, и Терилл, натужно хрипя, с трудом перекрывал грохот повозки: