ДОЧЬ

— Они хотят узнать, что такое пятилетний план? — переводил Исида, — нужна ли народу индустриализация? Что делается правительством для крестьян?

Я отвечала.

— Они также интересуются, как происходят выборы? Они удивились, когда узнали, что в России нет тайного голосования. А когда я сказала, что в России только еще предполагается ввести всеобщее обучение, Исида с гордостью сказал:

— В Японии всеобщее обязательное обучение введено шестьдесят лет тому назад.

Но больше всего их интересовал ответ на вопрос: должен ли в России старший сын наследовать профессию отца? И когда услыхали, что в России все сыновья имеют равные права, очень удивились и громко, разинувши рты, простодушно, по–детски хохотали.

— У нас не так, — сказал Исида–сан. — Даже если отец пьянствует, проживает все свои деньги, сын обязан жить с ним и крестьянствовать. Здесь недалеко есть скала и крутой обрыв. С этой скалы бросился несчастный сын — не мог перенести тяжесть жизни с плохим отцом.

Снова и снова мы сталкивались в жизни японцев с отношениями отца и старшего сына. Традиция–обычай приводил к страшным семейным драмам, играл первенствующую роль в жизни японцев. Мы еще так недолго были в Японии, а уже много раз сталкивались с этим вопросом.

Утром Исида повел нас гулять. Толпа ребятишек — мальчиков, девочек, с прибинтованными к спинам младенцами, щелкая гэта, бежала за нами. Мы пришли к старинному деревянному шинтоистскому храму. Издали он показался мне пестрым. Подойдя ближе, мы увидели, что все стены покрыты разными иероглифами, орнаментами, фигурами, целыми композициями. Мое внимание привлекла картина: молодой японец с кувшином стоит у ключа, могучим потоком льющего из скалы.

— Что это? — спросила я.

— Это целая история. Хороший старший сын очень любит своего отца. Он хочет все сделать для него. Отец любит пить пиво, но сын беден, у него нет денег, чтобы покупать отцу пиво. И вот он грустный и задумчивый бредет по лесу и вдруг видит, как из скалы бьет сильный ключ, и он слышит запах пива. Это Бог вознаградил сына за его горячую любовь к отцу и источник воды превратил в источник пива.

Опять та же тема, хотя с вариациями. Исида очень хорошо говорит по–русски, но язык его напоминает язык хорошей старинной хрестоматии.

Нас поражает количество надписей на стенах.

— Это молитвы, — говорит Исида–сан. — Почти все они выражают смирение и покорность воле Бога. Вот, например: «Мы не ожидаем прекращения дождя, а усердно продолжаем работать на рисовом поле».

Мы обошли храм кругом. На задворках лежала большая, больше натуральной величины, красная, одноглазая, страшная голова.

— Что это? Почему одноглазая?

— Это святой — Дарума–сан, — сказал Исида. — У него совсем не было глаз, ему «дали» (т. е. нарисовали) один, потому что в этом году был хороший урожай табака, вот если будет хороший урожай шелковицы — ему дадут второй глаз.

— А где же ноги у этого святого?

— Ног нет, он молился, сидя без движения семь лет, и ноги у него пропали. Крестьяне очень любят этого святого, его часто можно видеть около храмов.

За 10 центов Исида купил нам две небольшие головы Дарума–сан с белыми глазами. И я загадала, что дам своему святому один глаз, когда напишу книгу об отце, второй же, когда попаду обратно на родину. Голова цела у меня до сих пор. У святого все еще один глаз, другой белый. Доживем ли мы с ним, не знаю. Картон, из которого он сделан, потрескался, краска облупилась…

Вечером пришли четыре сельских учителя — скромные, тихие, конфузливые — трое мужчин, одна женщина. Они учат в местной сельской школе. В ней 7 классов. Учат всем предметам, подготавливая к средней школе. Всего японцы учатся 18 лет.

— Какой же главный предмет в школе? — спросили мы.

— Мораль.

— Что это такое?

— Буквальный перевод — это учение о том, как должен поступать человек. У нас такое правило: если даже ученик хорошо выдержит экзамены по всем предметам, но не выдержит экзамена по морали, он не может больше учиться, и тогда ему будет трудно, почти невозможно найти службу. Мораль — это самый главный предмет.

— Как же он преподается?

— Сначала в самой простой, легкой форме, постепенно углубляется, расширяется, в университетах это уже философия Конфуция, Лао—Тзе.

Мы спросили, есть ли в школах наказание? Учителя не сразу поняли.

— Конечно, нет! — с живостью воскликнул Исида.

— Ну, а что вы делаете, если ученик не хочет приходить в школу?

— Этого не бывает. Здесь, в этой школе, у нас есть ученики, которые ежедневно ходят в школу с гор, за 15 верст.

— Ну, а что вы делаете с неспособными, с трудными?

— Чем труднее, тем внимательнее к нему относятся. Если ученик неспособный, с ним занимаются отдельно.

Учителя пригласили нас в школу. Мы пошли на другое утро. К сожалению, занятий не было из–за январских праздников. Но учительница и один из учителей показали нам все, что можно было. Здание большое, двухэтажное, с высокими, на солнце, классами, оборудованными по–европейски.