Добывайки

И Хомили принялась тихонько раскачиваться вперёд-назад, вперёд-назад.

– Мамочка, не надо, – взмолилась Арриэтта. – Всё не так уж плохо, как тебе кажется. Право, не так.

Она пошарила на груди под кофтой. Сперва она не могла нащупать письмо, оно соскользнуло за спину, но наконец вытащила его, правда, очень измятое.

– Погляди, – сказала она, – это письмо от дяди Хендрири. Я ему написала, и мальчик отнёс письмо, и…

– Ты ему написала! – раздался приглушённый крик Хомили. – О-о, – простонала она и закрыла глаза. – Что теперь будет? Что нам делать? Что нам делать? – И она принялась обмахиваться своей костлявой, но сейчас словно совсем мягкой рукой.

– Принеси матери воды, Арриэтта, – резко сказал Под.

Арриэтта принесла воду в скорлупе от ореха; острый кончик скорлупы был отпилен, и она была похожа на бокал для коньяка.

– Как тебе пришло в голову, Арриэтта, сделать такую вещь? – спросила Хомили немного спокойнее и поставила пустую чашку на стол. – Что на тебя нашло?

И вот Арриэтта рассказала им о том, как её увидели – в то первое утро под вишней. А она решила им об этом не говорить, чтобы зря их не волновать. И как мальчик сказал, что они вымирают. И как не просто важно, а жизненно, неотложно важно было выяснить, что семейство дяди Хендрири цело и невредимо.

– Ну поймите, пожалуйста, поймите, – молила их Арриэтта, – я старалась спасти нас всех от вымирания!

– Ну и слова она употребляет! – не без гордости сказала Хомили Поду, конечно, потихоньку от Арриэтты.

Но Под не слушал её.

– Спасти нас! – сурово повторил он. – Вот как раз такие, как ты, дочка, которые делают всё с бухты-барахты, без всякого уважения к традициям, и погубят нас всех раз и навсегда. Неужели ты не понимаешь, что ты натворила?

Арриэтта встретила его укоризненный взгляд.

– Да, – запинаясь, проговорила она, – я… я… написала письмо единственным из добываек, кто остался в этих краях, и получила ответ. И теперь, – храбро продолжала она, – мы можем держаться все вместе…

– Держаться вместе! – сердито повторил Под. – Неужели ты думаешь, что Хендрири и его семейство вернутся и станут жить здесь? Или что мать переселится в барсучью нору за два поля отсюда, чтобы жить на открытом воздухе… без горячей воды…

– Никогда! – вскричала Хомили громким голосом, таким громким, что они оба обернулись и посмотрели на неё.

– Или воображаешь, что мать отправится через два поля и сад, – продолжал Под, – где полно ворон, и коров, и лошадей, и чего-чего там ещё нет, чтобы выпить чашечку чая с твоей тётей Люпи, которую и раньше-то не очень жаловала? Погоди, – сказал он, увидев, что Арриэтта хочет его прервать, – но дело даже не в этом… дело совсем в другом. – Он наклонился к ней, и в голосе его послышалась необычайная серьёзность. – В том, что теперь мальчишка знает, где мы живём!

– Нет, не знает, – сказала Арриэтта. – Я ему не говорила. Я…

– Ты рассказала ему, – прервал её Под, – о том, как в кухне лопнул котёл и нас залило горячей водой, ты рассказала, как все наши пожитки снесло к решётке… – Он снова сел, сердито глядя на неё. – Тут только надо немного подумать, и сразу догадаешься, – сказал он. Арриэтта промолчала, и Под продолжал: – Такого ещё никогда не случалось, никогда за всю долгую историю добываек. Их видели – да, их ловили – возможно, но ни один человек никогда не знал, где мы живём. Мы в очень большой опасности, Арриэтта, и навлекла её на нас ты. И это факт!

– Ах, Под, – жалобно сказала Хомили. – Не пугай ребёнка!

– Да, Хомили, – сказал Под мягче, – бедная моя старушка! Я никого не хочу пугать, но дело серьёзное. Представь, я бы сказал тебе: собирайся, укладывай пожитки, нам надо сегодня же выбираться отсюда… Куда бы ты пошла?

– Только не к Хедрири, Под! – вскричала Хомили. – Только не туда! Я ни за что не уживусь в одной кухне с Люпи…

– Верно, – согласился Под, – не к Хендрири. И знаешь – почему? Потому что, где он живёт, мальчишка тоже знает!

– Ax, ax! – запричитала Хомили, окончательно впадая в отчаяние.

– Да, – продолжал Под, – парочка шустрых терьеров или хорошо натасканный хорёк – и всему семейству Хендрири конец!

– Ах, Под! – воскликнула Хомили и снова задрожала. Мысль о том, что ей придётся жить в старой барсучьей норе, была достаточно ужасна, но мысль о том, что даже там им нельзя укрыться, оказалась ужаснее во сто крат. – А я, пожалуй, сумела бы там в конце концов неплохо устроиться, – сказала она, – конечно, если бы мы жили отдельно от Люпи…

– Ну, теперь бесполезно об этом думать, – сказал Под и обернулся к Арриэтте. – Что пишет дядя Хендрири в этом письме?

– Да! – воскликнула Хомили. – Где его письмо?

– Из него не очень-то много узнаешь, – сказала Арриэтта, передавая им бумажку, – тут написано только: «Скажи своей тёте Люпи, чтобы она вернулась домой».

– Что?! – воскликнула Хомили, глядя на перевёрнутое вверх ногами письмо. – Вернулась домой? Что он хочет сказать этим?

– Видно, то, что Люпи отправилась к нам и с тех пор не возвращалась.

– Отправилась к нам? – повторила Хомили. – Но когда?

– Откуда мне знать, – сказал Под.

– Тут об этом не говорится, – сказала Арриэтта.