Я недовольно фыркнула, подошла к радостному мужику, отобрала у него тару с рыбой и направилась на кухню, бросив через плечо:
– Раздевайся.
Рыба действительно оказалась почищенной. Не такой уж он и пропащий, как мне казалось ранее. Я сложила добычу в холодильник, а сама бросилась разливать суп по тарелкам и накрывать на стол.
– Иди есть. – Позвала промокшего и продрогшего Хомякова. Тот заявился на кухню, в чем мать родила. – Ты нормальный? Какого хрена ты тут голый ходишь? – Вылупилась на него.
– Ты же сама сказала, чтобы я раздевался. А у меня вся одежда мокрая. Даже трусы. – Пожал он широченными плечами.
Вот что у человека в голове делается? Я быстро подошла к старенькому комоду, что стоял в углу, вытащила оттуда еще отцовские широкие шорты, которые на нем держались только из-за шнурка, и принесла Хомякову.
– Надевай. – Бросила ему.
Тот пожал плечами, нацепил шорты на пятую точку, которую тонкая ткань обтянула, как вторая кожа, и сел на табурет. Вот вам и широкие шорты… Да у него одна нога, как у меня две.
– И чья это одежда? – Вопросил он недовольно.
– Отца. – Я тоже села на табурет и принялась за еду. Что-то аппетит разыгрался.
Хомяков заметно расслабился. Повеселел даже.
– Чем займемся сегодня? – Принялся спрашивать он во время еды. – Чем ты вообще в дождь занимаешься?
Я пожала плечами.
– Чиню что-нибудь. Патроны солью начиняю. Корзины плету, в поселке их хорошо покупают. – Принялась перечислять. – Ножи точу, дома прибираюсь, перебираю траву сушеную. Если дождь на несколько дней зарядит, то могу и банки с перебродившим вареньем в дистиллятор загнать, да настойками заняться.
– Мда, – покачал он головой, – скучать тебе некогда. – Он дохлебал суп и, отодвинув тарелку, покосился на кастрюлю. – А чем твой отец занимался? – Спросил он, когда я налила ему добавки.
– Много чем. – Осторожно ответила. – Почти то же, что и я, делал. Морды иногда для рыб плел, чинил что-нибудь. У него руками хорошо выходило работать.
Хомяков задумчиво кивнул.
– А ты научишь меня корзины делать? – Вдруг загорелся он.
Я недоверчиво покосилась на него.
– Зачем тебе? – Недовольно спросила.
– Научиться хочу. А я тебе взамен квадрокоптер с камерой подарю. Договорились? – Он вылупился на меня честными глазами.
– Ну ладно. – Ответила неуверенно и покосилась на здоровенные мужские руки. Такими только подковы гнуть, а не с лозой управляться. Ну да ладно, получит несколько раз хлесткой веткой по морде, охолонет немного. – Сейчас поужинаем и займемся.
Глава 16
Хомяков пытался сплести дно. Пыхтел, матерился, пару раз даже бросал.
– Да невозможно придерживать в нескольких местах одновременно! – Взвился он в очередной раз.
– Возможно. – Меланхолично ответила, не отвлекаясь от процесса. – Я же держу.
– У тебя пальцы сильнее растопыриваются. – Проворчал он и снова принялся за дело.
Часа через два дно криво-косо было готово. Теперь стенки.
– Вот, смотри. Тут туже вплетаем. – Показала я пример.
– Я делаю, а оно все равно расходится. – Фыркнул лысый упрямец и снова хлестнул себя веткой по морде.
Я только надеялась, что он по глазу себе не попадет. Не хотелось бы в такой ливень в больницу ехать. Плохо, что при этом он ведет себя, как дите малое. Ноет, обижается, несет несусветицу, но с упорством мамонта заставляет непослушные пальцы вплетать хлесткие ветви куда надо. У него что, какая-то травма детства, где надо было доказывать, что ты все можешь?
Мне повезло в этом плане. Отец меня любил. Он научил меня всему, что знал сам. До десяти лет я была на домашнем обучении, а когда пришла в поселковую школу, то оказалась всех умней. За это меня пытались, конечно, побить… Отца вызывали каждый раз, когда мне удавалось особенно активно отбиваться. Сломанные носы и вывихнутые конечности были не таким уж и редким явлением. И отец в таких случаях всегда был на моей стороне. Знал, что я просто так махать руками не стану. И уж тем более ногами.
Через некоторое время стало легче. Меня стали опасаться и наезды прекратились. Но и дружить со мной никто не хотел. Сначала меня это задевало, но потом я махнула рукой и занялась тем, что больше всего люблю – лесом. Все свое свободное время я проводила в лесу с отцом. Училась выхаживать раненых животных, разбираться в травах, жить так. Как мне было по душе.
Даже когда я училась в городе на егеря, я нигде не стала своей. Слишком странная, слишком грубая, слишком прямолинейная. Ни грамма кокетства и ложных иллюзий. И жизнь только подтверждала мою правоту. Так выжить было легче в стаде городских бабуинов. Хорошо, что на моем курсе училось много деревенских, а то было бы совсем печально.
– А ручку как к этому присобачивать? – Вывел меня из раздумий голос Хомякова. – Тут же сплошная стенка.
Я пожала плечом и даже улыбнулась.
– Вплетать. Смотри как. – Я принялась показывать.
Хомяков пыхтел рядом, стараясь повторить. Мда. Упорства ему не занимать. Интересно было бы на его прошлых баб посмотреть. Чисто из любопытства глянуть на формат его предпочтений. Вдруг там все сплошняком умные начитанные девицы со скромными формами и качественным содержанием.