Добыча

К тому же американское военное присутствие в Персидском заливе, в сущности, привело к серьезной конфронтации с Ираном, но теперь уже неожиданного и трагического характера. В начале июля 1988 года при столкновении с военными кораблями Ирана американский эскадренный эсминец „Винсенс“ принял иранский аэробус с 290 пассажирами на борту за вражеский самолет и сбил его. Это была трагическая ошибка. Однако в иранском руководстве некоторые увидели в этом не ошибку, а сигнал, что Соединенные Штаты перестают церемониться и готовятся использовать свою огромную военную силу для прямой военной конфронтации с Ираном, чтобы свергнуть существующий в Тегеране режим. Иран, уже ослабленный войной, вряд ли смог оказать сопротивление. Он больше не мог позволить себе идти против Соединенных Штатов. Более того, после инцидента с самолетом, Иран, безуспешно стараясь получить дипломатическую поддержку, обнаружил, насколько сильна образовавшаяся вокруг него политическая изоляция. Все эти факторы еще более усиливали необходимость пересмотреть упорную позицию Ирана продолжать войну.

И все же Рафсанджани приходилось по-прежнему считаться с неукротимой ненавистью аятоллы Хомейни, для которого мщение, в том числе получение головы Саддама Хусейна, было ценой мира. Но для окружения Хомейни реальность положения Ирана была очевидна, и Рафсанджани в конечном счете одержал победу. 17 июля Иран информировал Организацию Объединенных Наций о своем желании пойти на перемирие. „Принятие этого решения было равносильно принятию смертельного яда, – заявил Хомейни. – Я подчинил себя воле Бога и выпил этот напиток ради его удовлетворения“. Но жажда мести не оставляла Хомейни. „Если Бог даст, придет день, когда мы выльем боль наших сердец и отомстим аль-Сауду и Америке“, – добавил он. Аятолле не суждено было увидеть этот день – не прошло и года, как он умер.

После послания Ирана в ООН прошло еще четыре месяца и было проведено множество переговоров прежде, чем Ирак согласился на перемирие. Наконец 20 августа 1988 года оно вступило в силу, и Ирак сразу же приступил к символическим поставкам нефти из своих портов в Персидском заливе, чего он был лишен в течение восьми лет. Иран объявил о своем намерении заново построить огромный нефтеперерабатывающий комплекс в Абадане, который в начале столетия явился исходным пунктом развития всей нефтяной промышленности на Среднем Востоке, а в 1980 году, в первые же дни войны был почти полностью разрушен. Ирано-иракская война закончилась тупиковой ситуацией, хотя и в пользу Ирака. И теперь Ирак, выиграв войну, намеревался стать главной политической силой в зоне Персидского залива и одной из главных мировых нефтяных держав. Но окончание ирано-иракской войны имело и гораздо более далеко идущие последствия. Казалось, что угроза свободному потоку нефти со Среднего Востока была наконец устранена, что с молчанием пушек вдоль берегов Персидского залива закончилась наконец эра кризиса в мире нефти, начавшегося с „октябрьской войной“ пятнадцать лет назад вдоль берегов другого водного пути – Суэцкого канала.

На приход новой эры указывал не только конец войны. Об этом говорили также менявшиеся взаимоотношения стран-экспортеров и импортеров нефти. Важнейший, вызывавший споры вопрос суверенности ресурсов был решен – теперь экспортеры владели своей нефтью. В восьмидесятые годы для них приобрел не меньшее значение другой вопрос – надежный доступ к рынкам. Обнаружив, что страны-потребители обладают большей гибкостью и более широким выбором, чем можно было ранее предполагать, страны экспортеры поняли, что „безопасность спроса“ не менее важна для них, чем „безопасность поставок“ для потребителей. Теперь большинство экспортеров хотели подтвердить, что они являются надежными поставщиками и что нефть – это надежный энергоноситель. Разрешение проблемы суверенности ресурсов, дурная слава социализма, а также уходившая в прошлое конфронтация Север-Юг, позволили экспортерам действовать, исходя в большей степени из экономических, а не политических соображений. В поисках капитала некоторые снова открывали свои двери для проведения разведочных работ в пределах своих границ частным компаниям – двери, которые были наглухо захлопнуты в семидесятые годы.