Уотергейт определил и дальнейший ход развития энергетических проблем на семидесятые годы. В стечении обстоятельств – введении эмбарго и „резни в субботу вечером“, Уотергейта и октябрьской войны, – очевидно, существовала логическая связь. Все они переплелись каким-то туманным и таинственным образом и надолго оставили глубокие и прочные подозрения, питавшие теории заговоров и не дававшие хода более рациональным ответам на стоявшие перед страной энергетические проблемы. Одни утверждали, что возникновение нефтяного кризиса была тайно спланировано Киссинджером с целью улучшения экономического положения Соединенных Штатов в противовес Европе и Японии. Другие считали, что Никсон намеренно поощрял развязывание войны и фактически способствовал введению эмбарго, чтобы отвлечь внимание от Уотергейта. В общественном сознании нефтяное эмбарго и противозаконные предвыборные вливания некоторых нефтяных компаний – часть противозаконной прибыли, полученной от большого бизнеса Америки комитетом за переизбрание президента – сливались воедино, существенно увеличивая традиционное недоверие к нефтяной промышленности, и заставляя многих считать, что октябрьская война, эмбарго и энергетический кризис были созданы и умело режиссированы нефтяными компаниями ради наживы. Всем этим различным представлениям суждено было гораздо дольше оставаться в памяти, чем октябрьской войне или президентству Никсона.
В Эр– Рияде 21 октября, на следующий день после „резни в субботу вечером“, шейх Ямани встретился с президентом „Арамко“ Фрэнком Джангерсом. На основе компьютерных данных по экспорту, которые саудовцы запросили у „Арамко“ несколькими днями ранее, Ямани установил основные параметры сокращения добычи и эмбарго, которые саудовцы намеревались вскоре ввести. Ямани признал, что управление новой системой будет исключительно сложным, но они „надеются, что „Арамко“ будет следить за ним“. „Любое нарушение основных правил, допущенное „Арамко“ при продаже нефти, – добавил он, – будет строго караться“. Покончив с техническими деталями, Ямани задал Джангерсу более отвлеченный вопрос: были ли только что принятые меры неожиданными для него? Нет, ответил Джангерс, „за исключением того, что сокращение добычи оказалось больше, чем мы предполагали“.
Ямани многозначительно спросил, окажется ли „неожиданным для него следующий шаг, если только что принятый не даст результатов“.
„Нет, – ответил Джангерс. – Он не будет для меня неожиданным“.
Анализируя беседы с Ямани и другую имевшуюся у него информацию, Джангерс предполагал, что следующим шагом будет „полная национализация американских интересов, если не разрыв дипломатических отношений“. Об этом говорили заключительные зловещие слова Ямани: „Следующий шаг не будет лишь повторением предыдущего“.
Тем временем в Москве Киссинджер и официальные советские лица завершили подготовку плана перемирия. Но поначалу его осуществление столкнулось с рядом серьезных препятствий. Ни израильтяне, ни египтяне, по-видимому, его не соблюдали. К тому же возникла угроза того, что 3-я египетская армия, находившаяся на восточном берегу Суэцкого канала, будет или захвачена в плен, или уничтожена. На имя Никсона поступило резкое, призывавшее к действиям послание Брежнева. Советский Союз не допустит уничтожения 3-й армии. Если это произойдет, доверие к СССР на Ближнем Востоке будет подорвано. Брежнев требовал, чтобы объединенные американо-советские войска провели разъединение воюющих сторон. Если Соединенные Штаты откажутся от сотрудничества, Советский Союз проведет эту операцию в одностороннем порядке. „Я должен сказать об этом прямо“, – говорилось в послании. Угроза была воспринята очень серьезно. Было известно, что советские военно-десантные силы находятся в состоянии боевой готовности, а советские корабли, по-видимому, начали грозное передвижение в бассейне Средиземного моря. Огромную тревогу вызывал и тот факт, что на советском торговом судне, проходившем через Дарданеллы в Средиземное море, было зафиксировано излучение нейтронов, что могло свидетельствовать о присутствии на борту ядерного оружия. Не направлялось ли оно в Египет?