В конце войны акции ИНК вернулись и к ФГК, и к Гульбенкяну. Но в конце 1946 года „Джерси“ и „Сокони“ ухватились за концепцию „вытекающей незаконности“ с энергией, которую можно назвать не иначе, как чрезвычайный энтузиазм. На их взгляд, все соглашение об ИНК больше не было действительным, и следовало начать переговоры по новому соглашению. Представители „Джерси“ и „Сокони“ поспешили в Лондон, чтобы встретиться с европейскими членами ИНК и сообщить им свою новость: старое соглашение аннулировано – Красная линия и все с ней связанное. Они бы хотели прийти к новой договоренности, конечно, без ограничительных статей Красной линии, которые „в условиях современного мира и по американским законам нежелательны и незаконны“. Американцы знали, что им придется убедить четырех различных участников в необходимости нового соглашения: „Англо-иранскую компанию“, „Шелл“, ФГК и фирму „Участие и инвестиции“, которая была ничем иным, как холдинговой компанией их старого противника – Калуста Гульбенкяна3.
„Англо– персидская компания“ и „Шелл“ заметили, что, по их мнению, вопрос можно по-дружески разрешить на основе „взаимного интереса“. Однако французы не были настроены на компромисс. Без всяких оговорок они отрицали американское заявление о том, что соглашение больше не существует. „Иракская нефтяная компания“ и Соглашение „Красной линии“ являлись для них единственным ключом к нефти Ближнего Востока. Они зависели от этого санкционированного правительством капиталовложения и не хотели уступить того, за что столь упорно боролось французское правительство. Энергетическое положение Франции уже стало плохим. Говорили, что генерал Шарль де Голль, возглавляющий французское правительство, взорвался от ярости, когда узнал, насколько малые объемы нефти на самом деле добывала ФГК, хотя он знал, что не может спорить с геологией или, как выразился один из его советников, „сердиться на Бога“.
Что касается Калуста Гульбенкяна, то на попытку „Джерси“ и „Сокони“ выйти из соглашения он ответил быстро и дерзко: „Мы не согласны“. „Иракская нефтяная компания“ и ее предшественник „Турецкая нефтяная компания“ были делом всей его жизни, памятником, который он поставил себе сам. Он начал ваять его сорок лет назад и не собирался позволить легко его демонтировать. В 1946 году Гульбенкян находился в своей резиденции в Лиссабоне, куда он переехал из Виши в середине войны. Теперь, не желая выезжать из Португалии, он будет через своих адвокатов и агентов делать все необходимое, чтобы противостоять попыткам уничтожить Соглашение „Красной линии“. Американские участники переговоров принадлежали новому поколению и, будучи лишены опыта „бесконечного раздражения“ Уолтера Тигла, отвергли угрозы Гульбенкяна. „У нас нет причин для покупки подписи Гульбенкяна“, – оптимистически заявил Гарольд Шитс, председатель „Сокони“. Будучи уверенными в законности своейпозиции, они решили идти вперед и заключить сделку с „Тексако“ и „Сокал“ – двумя компаниями „Арамко“.
Опасность судебного процесса из-за ИНК и Соглашения „Красной линии“ тем не менее не были единственным риском, который предстояло преодолеть „Джерси“ и „Сокони“. Не нарушит ли американское антитрестовское законодательство новая комбинация в „Арамко“, состоящая из четырех частей? Эта обеспокоенность заставила адвокатов раскопать декрет о роспуске компаний 1911 года. Ведь три из четырех будущих участников расширенного совместного предприятия были исключены в свое время из рокфеллеровского треста. Но адвокаты пришли к выводу, что предлагаемая комбинация не нарушит ни антитрестовского законодательства, даже в его новой редакции, ни декрета о роспуске компаний, „потому что в американскую торговлю не будет внесено никакого неразумного напряжения“. В конечном итоге „Арамко“ не собиралась заниматься нефтяным бизнесом в Соединенных Штатах. Главный юрисконсульт „Сокони“ выразил сомнение, что семи компаниям позволят иметь такой всеохватывающий контроль над сырьевыми ресурсами как в Восточном, так и в Западном полушариях „на длительный срок и без определенных ограничений“. Однако он добавил: „Это вопрос политический, в рамках предположения. Наша задача, похоже, состоит в том, как получше сыграть по теперешним правилам“4.
И лучшим способом игры было продолжать ее. К декабрю 1946 года четыре компании в принципе согласились расширить „Арамко“. После немедленного протеста со стороны одного из представителей Гульбенкяна администратор „Сокони“ в Лондоне пытался ободрить своего председателя в Нью-Йорке: „Я не сомневаюсь, что „Участие и инвестиции“ и французы могут поднять много шума по этому поводу, но уверен, что у них хватит благоразумия не выносить сор из избы“4.