Добрый доктор

— Что ж, чувствую, подробностей из тебя не выжмешь. Но было бы очень мило, Фрэнк, нам всем встретиться. Я, Майк, твоя приятельница и ты. Сходили бы в ресторан, например. Подумай об этом.

Я едва не расхохотался. Мария среди этой мебели, тем более среди этих людей, — просто абсурд! Мне открылось, до какой степени я отдалился от «нормальной жизни».

Допив сок, я поставил стакан на стол:

— Мне пора.

— Спасибо и на том. Наверно, твои уже ждут? Я очень огорчилась из-за твоего отца.

— Что?

Свой тонкий намек она ввернула таким небрежным тоном, что я едва не пропустил его мимо ушей.

Карен опешила.

— Э-э-э… мне говорили, что он заболел.

— Насколько мне известно, он не болен.

— Фрэнк, я ничего наверняка не знаю. Прости меня, пожалуйста. Забудь! Считай, ты ничего от меня не слышал.

Но я не забыл. На обратном пути долго размышлял над словами Карен. Перезвонил ей из дома. Она ответила с давешней резкостью, ощетинилась. Точно и не вела со мной сегодня задушевных разговоров.

— Я должен знать, — повторял я. — В чем бы ни была причина. Очень жаль, что ты мне не сказала.

— Фрэнк, я ничегошеньки не знаю. Я напутала. Слышала кое-что, думала, это про него, но все не так.

— Я тебе не верю.

— Будь по-твоему, не верь. Но я не стала бы тебе лгать.

В тот день я больше не выходил за ворота — мерил шагами длинные коридоры дома и узкие дорожки сада. Мачеха то ненадолго отлучалась — за покупками, в парикмахерскую, в автосервис, — то встревоженно маячила у меня за спиной. Несколько раз я едва не решился спросить у нее напрямик: «Он болен?» Но этот вопрос никак не вязался с ханжеской учтивостью наших с ней разговоров. Он прозвучал бы слишком грубо.

Отец вернулся из гольф-клуба лишь вечером. Сказал, что сыграл неудачно. Он был слегка навеселе и несколько взвинчен, но симптомов недомогания я не приметил. Голос у него был все тот же — громовой, самоуверенный. Свое мнение он высказывал таким тоном, словно возвещал истину, много острил и лишь к десерту припомнил, что я приехал не в отпуск.

— Кстати, Фрэнк, хотел тебя спросить, а потом из головы вылетело. Как оно прошло? Твой разговор с Карен.

— Отлично. Все подписано. Дело сделано.

— Что? Документы? Готовы?

— Да.

— Но я… я думал, вы просто поговорите. Разумно ли так спешить?

— Папа, прошел не один год. Разве это спешка?

— Фрэнк, мне очень жаль, что все кончилось.

— Папа, вообще-то это было неизбежно.

— Да. Да. И все же… зря ты мне не разрешил действовать через Сэма. Вдруг что-нибудь получилось бы.

— Все было бы напрасно.

— Возможно, возможно… — Его пальцы теребили салфетку. — Поживешь у нас еще несколько дней?

— К сожалению, не могу. Завтра утром мне нужно выезжать.

— Так рано? — Валери состроила печальную гримаску. — Не успел приехать — и снова?

— Ничего не поделаешь. Чтобы сюда вырваться, я добился специального разрешения. Там во мне нуждаются.

В моих словах не было ни грана правды. Более того, уехать я решил спонтанно. Но я чувствовал: здесь я чужой. Мое место — далеко, в сельской больнице с дешевой казенной мебелью. В месте, не подвластном никаким законам жизни, в которых так уверен мой отец.

— В тебе нуждаются? — саркастически переспросил он. — Эта черная баба все еще тобой командует? Фрэнк, не пора ли наконец задуматься о возвращении?

— Насколько я знаю, в ближайшем будущем мне кое-что светит.

— Что же?

— Повышение. По-видимому, я скоро стану главным врачом.

— Эту песню мы слышим уже много лет. Поначалу ты туда и отправился, чтобы занять кресло босса.

— Да, твоя позиция мне понятна. Но дело действительно сдвинулось с мертвой точки. На этот раз все наверняка.

— Фрэнк, я могу здесь кое с кем поговорить. Найдем тебе место поблизости. Ничего особенного не жди, но у тебя хотя бы будут перспективы.

— С перспективами у меня все нормально.

Во мне вскипело возмущение, и я сам не заметил, как напыжился и начал живописать отцу свое будущее: доктор Нгема уедет, я займу ее пост, сверну горы и через пару лет смогу претендовать на более высокую должность в другом районе… Описывая эту последовательность событий, я был железно уверен в том, что все так и случится. И больница, где мой отец ни разу не бывал, стала в моем рассказе такой, какой даже я ее никогда не видел: незаменимое учреждение, толпы пациентов, куча работы, чудеса беззаветности, трудности, побеждаемые самоотречением.

— Ну, насчет всего этого я пас. — Отец отодвинул тарелку с недоеденным пудингом. — Страна так переменилась, что я ее больше не узнаю. В одном уверен: мне бы такое было не по зубам. Против черного начальника я ничего бы не имел, но подчиняться женщине…

Это была шутка. Валери подхалимски, с притворным негодованием рассмеялась. Но я не улыбнулся.

— Валери, не могу доесть — слишком сладко. Давайте выпьем кофе в кабинете.

Так мы снова перебрались в его святая святых. Я и Валери заняли те же кресла, а отец устроился за столом. Он прикидывался, будто настроение у него хорошее, но я чувствовал: наш разговор за ужином его огорчил. Он переставлял на столе безделушки, озирался по сторонам, пока не нашел, на чем сорвать зло.

— Валери, эти цветы… Я тебе уже говорил.