Все эти подробности он сообщил мне беспечной скороговоркой, точно нечто маловажное. Но я почувствовал, что он придает им очень большое значение.
Я сказал:
— Я тоже рано потерял мать.
— Да?
— Мне было десять лет. Так что я ее помню. Она умерла от лейкемии.
— Потому-то вы и стали врачом, — заключил он.
Это было утверждение, а не вопрос.
Я опешил:
— Не думаю.
— В какой момент вы осознали… по-настоящему осознали, что хотите стать врачом?
— По-моему, у меня такого момента не было.
— Никогда?
— Никогда.
— Но почему?
— He знаю, — сказал я. — Просто обошлось без этого.
Он улыбнулся:
— Свой момент я запомнил. В точности.
Так уж он был устроен — считал, что все на свете происходит в соответствии с каким-то предвечным планом. Из своего момента откровения он сделал связную историю и никогда не уставал сам себе ее рассказывать.
— Мне было двенадцать. Мои родители покоились на кладбище неподалеку от нашего дома, и сестра много раз обещала как-нибудь сводить меня на могилу. Но она не спешила выполнять обещание. И я решил пойти один. Я проходил мимо каждый день, видел множество крестов, торчащих из земли. И вот однажды я просто вошел в ворота и начал искать родителей. Я шел и шел по кладбищу. День был жаркий. Я не знал, что бывает столько мертвых людей сразу. Ряд за рядом, без конца и края. Пройдя один ряд, я переходил к следующему. Все искал и искал, но родителей нигде не было. Я разревелся. Просто не смог с собой совладать. И тогда ко мне подошел один черный. Это был старик, который работал на кладбище. Он носил форму — какую-то одежду наподобие белого халата. У него был список людей, похороненных в этом месте. И карта. Но и он не смог найти моих родителей.
— Но почему?
— Не знаю. Я назвал ему имя моего отца — Ричард. Но он сказал, что Ричарда Уотерса на карте нет. Я плакал, плакал и никак не мог успокоиться. Он был ко мне очень добр. Отвел меня в контору, напоил чаем. Поговорил со мной о том о сем. Немного оправившись, я пошел домой. Меня встретила сестра.
— Вы ей рассказали, где были?
Он опустил глаза:
— Ja. И в этот момент… Не могу объяснить. Она тоже меня обласкала: обняла, успокоила, сказала, что когда-нибудь мы навестим могилу вместе. Но в моей голове все перемешалось: ее нежность, чернокожий старик…
— Его белый халат, — подсказал я. Дал понять, что тоже кое-что смыслю в дешевой психологии.
— Белый халат, — задумчиво повторил он. — Да. Наверно, вы правы, Фрэнк. В тот самый момент меня осенило.
— Вы осознали, что должны стать врачом.
— Да. Не так однозначно, как вы формулируете, но… семя было заронено именно в тот момент.
— Из-за ваших родителей.
— Как я понял, у вас наверняка тот же случай. Ваша мать умерла. Мое решение тоже было связано с родителями. По-моему, Фрэнк, мы с вами очень похожи.
— Но у меня никогда не было такого момента, — сказал я.
— Видимо, вы его не помните, — сказал он. — Он был.
Переубедить Лоуренса, казалось, невозможно, но я-то знал: в моей биографии никогда не было такой определенной точки отсчета. Я никогда не чувствовал всем сердцем, что медицина мое призвание. Копаясь в себе, я видел лишь амбиции, замешенные на неуверенности, да мечту произвести впечатление на отца. Но вопрос, заданный мне Лоуренсом, донимал меня еще долго. Я жалел, что у меня не было такого момента истины, как у него. Лишь намного позднее, задним числом, я стал сомневаться, что история с прозрением на кладбище случилась на самом деле.
Сам Лоуренс больше не задавал мне этого вопроса, потому что у него было полно других.
Когда ему хотелось что-то узнать, он не знал удержу. Деликатных тем для него не существовало. Иногда мне становилось жутко. И все же я, сам не зная как, открывал ему то, чего никогда в жизни ни с кем не обсуждал.
Например, рассказывал о своем браке. Вот тема, на которую я не собирался откровенничать даже с самым близким человеком. Не из-за ее гипотетической мучительности — болевую чувствительность в этой области я давно уже утратил. И все же мой брак оставался моим личным делом, моей тайной. Но Лоуренс спустя одну или две недели знакомства взял быка за рога:
— Я смотрю, вы еще носите обручальное кольцо.
— Ну так я еще женат.
— Правда? Но где же ваша жена?
Не прошло и минуты, как я выболтал ему все щекотливые подробности: что Карен сбежала с Майком, который со времен армии был моим лучшим другом, а после демобилизации стал еще и партнером по медицинской практике. Что теперь она живет с Майком и что процесс расторжения брака застопорился из-за моего бегства сюда, так что по документам мы покамест муж и жена.
— И когда все это завершится?
— Не знаю, — сказал я. — Месяцев через шесть, наверно. Недавно она активно взялась за дело, и процесс сдвинулся с мертвой точки. Кажется, они хотят поскорее выехать за границу.
— Она снова собирается замуж?
— Полагаю, для того ей и понадобился развод.
— За этого типа? Вашего армейского друга?
— За Майка? Ja, она по-прежнему с ним. Говорит, что он ее любовь на всю жизнь.
— Фрэнк, он никогда не был вашим другом, — торжественно провозгласил Лоуренс. — Настоящий друг никогда бы так с вами не поступил.