Добрые времена

— А ведь, правда, неплохо? — скромно сказал Боб.

— Большой театр по тебе плачет.

— Большой не Большой, но не хуже Козина, пожалуй.

— Жалко, что тебя, Боб, с нами на кухне не было, — сказал Стас, когда усаживались за стол.

— Почему? — спросил тот рассеянно, дожидаясь миски со щами.

— Повар очень щедрый попался. Ешьте, говорит, ребята, мяса, сколько хотите! Ну, я, конечно, навалился...

Рожнов огорчился:

— Так взял бы на мою долю.

— Из кухни нельзя выносить.

— А что ты вообще там делал?

— Картошку чистил! — гордо ответил Стас.

— Ты, говорил, не умеешь? — удивился Ромка.

— Она же молодая. Мы ее слегка ножичком чирк-чирк и в воду — бах.

— Значит, чирк-чирк? Не буду есть! — заупрямился Боб.

— Что ты переживаешь? — успокаивал его Стас. — На целине мы знаешь какую картошку ели? С черной водой. А здесь в баке варят, при полной герметизации. Никакой инфекции. Если где и червяк попадется, так опять-таки мясо!

Оскорбленный Боб под общий смех демонстративно встал из-за стола, прошел в буфет, купил банку сгущенного молока, а также белый батон и уничтожил все это, компенсировав недополученные калории.

Странное дело. Нагрузки день ото дня старший лейтенант все увеличивал, а переносились они все легче. Ходили строем четко, в ногу. Сказывались занятия по строевой подготовке. Позади — сдача нормы на полосе препятствий, по плаванию, марш-бросок. Никто не ныл. Лишь Анохин совсем осунулся, его глаза ушли куда-то внутрь и всегда были тоскующими. Однако он проявлял характер и от мяса стойко отказывался.

— Ешь лучше! — рычал на него Рожнов. — А то из-за твоей тоски у меня мясо в глотку не идет.

Потом приняли компромиссное решение: Боб по-прежнему поедал порцию Светика, но взамен покупал ему сгущенку.

Ванечкину удалось вызвать соревновательный азарт у подчиненных.

— Ну, эту высоту вам бегом не осилить! — говорил он, посмеиваясь.

— Сможем! — отвечала сотня глоток.

И осиливали. А потом с песней проходили через соседнюю деревню — ладные, веселые, в лихо заломленных пилотках, нравясь самим себе. А что уж говорить об окружающих! Старушки плакали, дети визжали от восторга, а девушки просто падали. Так, во всяком случае, авторитетно заявлял Боб.

Подошел день присяги. Накануне была экскурсия в музей боевой славы части. Осматривали боевое оружие, фотографии тех лет.

— Наша дивизия формировалась как ополченческая, — рассказывал им экскурсовод, ветеран в военной форме. — В дни обороны Москвы. Была названа коммунистической потому, что все, кто в нее входил — рабочие, инженеры, ученые, писатели, артисты, — все были коммунистами. Оружие, команды освоили буквально в несколько дней. Ведь времени не было — гитлеровцы пробивались к Москве. Первые боевые действия дивизии совпали с началом мощного контрнаступления наших войск. Примечательно, и этим мы всегда гордимся, что наша дивизия только наступала. С первого и до последнего дня, когда разгромила группировку врага в Пруссии.

— Вот наши Герои Советского Союза. Эти две девушки с косичками — пулеметчицы. Каждая уничтожила более трехсот фашистов. Это — наш знаменитый снайпер. Это — командир противотанкового орудия.

Ребята остановились у горки, где хранилось выцветшее, буроватое от дыхания войны, простреленное во многих местах знамя.

— Оно имеет славную историю, — продолжал свой рассказ экскурсовод. — Это было весной сорок пятого. Наши войска уже под Берлином, а здесь, в Пруссии, ожесточение боев все возрастает. На каждом шагу бетонированные укрепления, до отказа набитые боевой техникой. Соседней дивизии удалось пробить брешь в обороне, надо развивать наступление, а наш третий полк застопорился.

Семь раз поднимались в атаку и снова откатывались назад, не выдержав огневого шквала. Приказы, один суровее другого, поступают в дивизию — «Во что бы то ни стало сломить сопротивление, смять врага, иначе под угрозой наступление по всему фронту». Командир дивизии вызывает ночью командира полка.

— Завтра на рассвете населенный пункт должен быть взят. Иначе...

— Я сам пойду со знаменем впереди полка. Это не бравада. Просто хорошо понимаю, что никому не хочется гибнуть в последние дни войны. Но когда солдаты увидят впереди своего командира со знаменем, думаю, все, как один, поднимутся в атаку и никто не попятится назад.

— Да, другого выхода нет! — отвечает ему командир дивизии.

Полный решимости и суровой печали возвращается в свой полк командир. Много жизней унесет завтрашнее утро.

— Немедленно ко мне всех командиров батальонов, — говорит он адъютанту.

Неожиданно к нему обращается возникший из темноты человек. Полковник узнает его. Это сержант из полковой разведки.

— Имею срочное донесение.

Полковник разворачивает карту.

— Вот здесь передняя линия траншей.

— Знаю.

— Мы установили, что она сделана не как обычно, зигзагами, а будто по линеечке.

— Это точно?

— «Язык» показал. Немцы уверены, что нам никогда не одолеть эту траншею. Она бетонированная, и в ней расположено более ста тяжелых пулеметов. В связи с этим, товарищ полковник, имею предложение...