Добрые времена

— Еще один начальник на мою голову, — сокрушенно сказал Светик. — Чем мой ремень тебе не нравится?

— Надо, чтоб два пальца проходило, — подражая Ванечкину, потряс за ремень Рожнов, — а у тебя все два кулака будут. И пилотку надо набекрень надевать, на палец от левой брови. А ты — на уши нахлобучил! И гимнастерку подоткни. А то салагу за сто метров видать.

— Старшина, постройте роту! — услышали они голос Ванечкина.

— Рота, становись! — по-петушиному выкрикнул Рожнов.

Громко топоча непривычными сапогами, построились. Не удерживая изумленных восклицаний, искоса поглядывали друг на друга. Куда девалась разномастно-пестрая с яркими индивидуальностями студенческая ватага. В строю стояли похожие друг на друга стройные и не лишенные известной мужественной решимости бойцы.

Перемену заметил и старший лейтенант.

— Вот вы и на людей стали похожи, — с удовлетворением резюмировал он. — Еще манерам вас обучить, а? Орлами станете!

— Ррота! Отставить! Вот вы, — Ванечкин уперся взглядом в Анохина, — почему головой крутите?

— Воротник трет, — плаксиво ответил Светик.

— При команде «смирно» надо стоять не шелохнувшись. Ясно?

— Ясно...

— Надо отвечать — «так точно».

— Так точно.

— Ррота, напрау. Шагом арш! Запевай!

Все покосились на Стаса. Тот, подлаживаясь под такт, громко затянул:

Милая, не плачь, не надо,

Грустных писем мне не шли...

* * *

И был день первый, начавшийся зычным криком:

— Паа-дъем!

Через три секунды из палатки бурно вылетел Рожнов, уже одетый будто с иголочки. Похоже, что он и спал в форме.

— Отставить, — сказал ему старший лейтенант. — Что первый, это хорошо. Но на зарядку надо выходить в галифе и майке. Марш в палатку.

Остальные выбирались не столь резво, почесываясь, покряхтывая, потягиваясь.

— А что, и в туалет строем? — спросил Светик.

— И в туалет! — невозмутимо ответил Ванечкин.

— Как же по команде-то? А если я не хочу?

— Значит, постоите в сторонке. Ррота, становись. За мной бегом, арш!

На стадионе делали утреннюю зарядку. Хорошо дышалось этим ясным июньским утром. Солнце играло в капельках росы на траве футбольного поля. Под завистливые крики Боб подтянулся на турнике двенадцать раз и даже сделал подъем разгибом. Потом он выразил желание немедленно преодолеть полосу препятствий, манившую колючей проволокой, длинным бревном и огромным, в два этажа щитом с окном наверху.

— Еще успеете, — сказал Ванечкин, меланхолично покусывавший травинку. — А сейчас умываться и на завтрак. В девять ноль-ноль приведете роту в учебный класс.

И он удалился молодцеватой походкой.

— Р-рота! Становись! — с интонациями старшего лейтенанта выкрикнул Рожнов.

Никто даже не глянул в его сторону. Все внимательно слушали анекдот, который рассказывал Стас.

— Братва! Вы чего? — уже плачуще сказал старшина. — Ведь без жратвы останемся!

К нему повернулся Бессонов.

— Ты, Боб Сеич, кончай выпендриваться. Хочешь на полосу препятствий, так преодолевай ее в индивидуальном порядке, после отбоя. Мы тебе не ишаки. И не ори — не глухие.

— Так положено! — оправдывался Рожнов.

— При этом сухаре — кричи. А так изволь обращаться вежливо. Мол, так и так, не соблаговолите ли, многоуважаемые коллеги, совершить моцион на завтрак.

Рожнов заупрямился.

— Это не по уставу!

— Вот и хорошо! — убеждал его Светик. — Должны же мы от службы отдыхать. А то и думать скоро будем командами.

— Заткнись, йог, — огрызнулся Рожнов. — Тебе бы только про свой пупок думать!

— Нехорошо грубить товарищу, — вкрадчиво мягким голосом, не предвещающим ничего хорошего, сказал Стас. — Смотри, научим тебя этикету — устроим темную.

— Какую темную? — недоверчиво спросил Боб.

— Эх ты, а еще — военная кость! Это когда один человек идет против коллектива, ему после отбоя в палатке накрывают голову одеялом и мутузят.

— Мутузят? — голубые глаза старшины от ужаса чуть не вылезли из орбит. — Как?

— Обычно — шанцевым инструментом, — невозмутимо пояснил Ромка.

— Лопатами? Но это же больно?

— Конечно! Тем более что стараются попасть в слабое место. — Ромка выразительно показал на рожновскую голову.

— Ребята, не надо. Я больше не буду, — твердо заявил Боб.

— Ну, смотри. Пошли в столовую.

— Братцы! Вы хоть постройтесь, — взмолился старшина. — Вдруг кто увидит, несдобровать.

— Боишься должность потерять? Ладно, черт с тобой.

Посмеиваясь, построились в шеренгу по четыре и вразвалочку пошли. Впрочем, как только где-то вдали показывался силуэт офицера, строй мгновенно подтягивался и Рожнов начинал покрикивать:

— Левой!

За завтраком была овсяная каша и огромные куски селедки.

— Залом, не иначе! — определил Боб.

— Мы же обопьемся, — ужаснулся Ромка.

— Ничего подобного, — авторитетно возразил Рожнов. — Солдатам перед походом всегда соль дают. Чтобы компенсировать ту, что с потом выходит. И пить вовсе не хочется. Надо немножко потерпеть, и все!

Боб съел два куска — за себя и Анохина. Потом выглохтил огромную кружку воды.

— Все! Больше ни капли.

Остальные смотрели на него с плохо скрытым недоверием.

Не торопясь, тронулись на занятия. У входа в зеленый дощатый домик их встречал Ванечкин.

— Девять ноль пять, — недовольно сказал он.