Добрые времена

Спустились по антресолям в огромный зал. Роман замер на мгновение, окидывая взглядом конвейерную линию, на которой в строгом равнении располагались собираемые станки. У каждого — два-три суетящихся сборщика.

— Красота! — не удержался Бессонов.

— Вот именно! — фыркнул Петр. — На таком оборудовании и станки должны собираться самые лучшие, так?

— Естественно.

— Вот теперь давай посмотрим, что приходится собирать...

Они прошли к началу конвейера. Здесь уже были Андрей Крутов, Холодковский, Сумароков, еще какие-то люди, обступившие станок, показавшийся весьма неуклюжим даже такому профану в технике, как Роман.

— Это что за бабушкин комод? — спросил он.

Андрей, повернувшись к нему, рассмеялся:

— Точно подмечено. Именно «бабушкин комод». Детище нашего отдела главного конструктора.

— Ну что вы хотите, — вступился за своих конструкторов Сумароков, — этот станок давно проектировался. Узко специального назначения, поэтому производится крайне редко. А сейчас понадобился срочно, причем всего три штуки.

— Слышали мы это, — резко сказал Петр Крутов. — И считаем, что нас никак не оправдывает такое объяснение.

— Вот, Роман, посмотри, — потянул Бессонова за рукав Андрей Крутов, указывая на металлическую штангу, расположенную на некотором расстоянии от станины. — Угадай, для чего эта штуковина?

— На вешалку похоже, — глубокомысленно заметил Роман.

Теперь расхохотались все.

— Ну вас, — обиделся Роман. — Разыгрываете.

— Да нет, ты почти угадал, — вытирал слезы от смеха Андрей. — На эту штангу будет крепиться кнопка для включения станка. Вместо того чтобы разместить кнопку непосредственно на корпусе, вот спроектировали такую дуру. На нее металла больше пуда пошло...

— Ну и ликвидируйте эту «дуру», как ты говоришь! — сказал Роман.

— Думаешь, так просто? — усмехнулся Петр. — Холодковский и Андрей сразу подали рационализаторское предложение. Так отказали. Обиделись, видите ли. Пытаются соблюсти честь мундира. А не думают, что пачкают мундир всего завода. Напишешь?

— Обязательно, — твердо сказал Роман. — Фельетон так и назовем: «Бабушкин комод»...

После публикации позвонил Петр Крутов, поблагодарил:

— Звонил мне главный конструктор. Сменил гнев на милость. Убирает он эту штангу.

Однако последствия публикации фельетона на этом не кончились. Через несколько дней Романа пригласил к себе Разумов. В кабинете секретаря парткома сидел директор. Обычно улыбчиво встречавший корреспондента, на этот раз Борис Алексеевич смотрел холодно-отчужденно.

— «Бабушкин комод», твою мать, — процедил он.

Бессонов даже рот открыл от удивления.

— Не понимаю.

— Конечно, — саркастически хмыкнул Угаров, — писать — это мы все понимаем. А как расхлебывать...

— Чего расхлебывать? — еще больше удивился Бессонов. — Мне из цеха звонили, положение поправлено...

— Ты садись, Роман, — спокойным голосом сказал Разумов.

Роман сел, встревоженно поглядывая на продолжавшего возмущаться директора.

— Да объясните мне, что произошло.

— «Что произошло», — передразнил его Угаров. — Ангел во плоти. Ну хоть бы со мной или вот с ним посоветовался. Ведь из-за твоей заметки весь коллектив премии по новой технике лишили.

— Как это?

— А вот так, — Борис Алексеевич поморщился. — Ты думаешь, нашу газету только на заводе читают? В министерстве, знаешь, как смотрят? Вот сегодня позвонил заместитель министра и минут сорок нотацию читал. «Как же, передовое предприятие, а комоды какие-то выпускаете. Хорошо, — говорит, — что журналисты молодцы, смело вскрывают недостатки».

И Борис Алексеевич снова поморщился, вспоминая неприятный разговор.

— Разве я что-нибудь исказил? — перешел в наступление Роман, не терпящий повышенного тона. — Думаю, что все в фельетоне написано правильно.

— Так если бы неправильно было, мы бы с тобой иначе разговаривали, — усмехнулся Разумов, с интересом взглянувший на ставшего взъерошенным Романа.

— Если бы ты показал мне заранее, я бы объяснил, — сказал Угаров. — Ведь ты же не знаешь всей ситуации. Понадобилось срочно три специальных станка. Думаешь, мне приятно старье выпускать? Но выхода не было. Новый проект закладывать времени нет, да и нерентабельно из-за трех станков возиться. Это ж надо понимать...

— Хорошо, допустим, — не сдавался Роман. — Но ведь было подано рационализаторское предложение, чтобы как-то хоть станок в божеский вид привести.

— Да, тут, конечно, главный конструктор зря в бутылку полез, — согласился Угаров и недобро усмехнулся, — за что и получит выговор в приказе по заводу.

— Значит, можно давать «По следам наших выступлений»?

— Обязательно, — кивнул Угаров, — и не только в газете, но и непосредственно заместителю министра. Видишь, какой сыр-бор?

— Я думаю, что все правильно, — упрямо сказал, пряча глаза, Бессонов.

— А ты опять за свое. Я тебя прошу, советуйся чаще в таких случаях. Понял?

— Понял! — кивнул Роман. — Вот, кстати, насчет стадиона. Можно посоветоваться?

— А что насчет стадиона? — снова насторожился Угаров. — Строительство идет по графику.

— Я не про то. Что на нем будет, когда построим? Хочу статью об этом дать, но Самсонов сомневается.

— Говори толком.