Добрые друзья

— Спасибо, что подвезли! — К этому времени мистер Окройд уже охрип. — Грю, спасибо, что подвезли!

— Конечно, можно, в любое время! — загадочно ответил старик и укоризненно посмотрел на мистера Окройда. — Глупый вопрос, скажу я тебе. — И с этими словами он, ворча и кряхтя, поехал дальше.

Выцветшая надпись на вывеске гласила: «Закусочная Попплеби. Вкусная кухня. Обслуживаем велосипедистов». Мистер Окройд прочел ее с большим удовольствием. В витрине под пожелтевшей кружевной занавеской красовались две бутылки с содовой и соком лайма, четыре сморщенных апельсина, кусок зельца с надписью «Фирменное блюдо Попплеби», несколько кексов, покрытых некогда розовой глазурью, и бесчисленные поколения мух. Мистер Окройд не стал задерживать взгляд на витрине, однако ее вид не испортил ему настроения. Он открыл дверь, и в нос тут же ударил крепкий запах еды: судя по нему, люди ели тут безостановочно последние тридцать лет. У мистера Окройда тут же потекли слюнки. Вот уже полтора часа он страдал от голода и наконец пришел туда, где еды было хоть отбавляй. Закусочная так пропиталась атмосферой стряпни и поедания пищи — клеенки на столах были покрыты крошками и пятнами, стены и мебель блестели от жира, сам воздух будто бы проварили и зажарили, — что посетитель наедался, не успев взяться за еду. Человек не слишком голодный и не чересчур крепкий насытился бы уже на пороге, но такой крепкий и голодный посетитель, как наш мистер Окройд, проголодался бы от запахов еще сильней и поджидал бы мистера Попплеби, исходя слюной.

Именно так и произошло с мистером Окройдом. В комнате было пусто, шевелились только мухи. Он уселся на скамейку, кашлянул и потопал ногами, затем не выдержал и постучал перечницей по столу.

— Доброе утро! — Из-за прилавка, как по волшебству, выскочил человек. Это мог быть только мистер Попплеби. Все его видимые части — большое круглое лицо, верх длинного фартука, рукава рубашки и руки — были одинакового белесого оттенка с легким жирным налетом. Даже бледно-серые глаза блестели, как желе.

— Доброе. — Мистер Окройд воззрился на хозяина. — Э-э… дайте-ка подумать… э-э…

— Чай-кофе-какао-яичница-с-беконом-колбаса-копченая-селедка-яйца-вкрутую-холодное-мясо-хлеб-с-маслом, — отчеканил мистер Попплеби, сверля мистера Окройда немигающим взглядом выпученных глаз.

Мистер Окройд с восторгом уставился на него и стянул с головы кепку — вероятно, в знак восхищения.

— Звучит аппетитно! Мне, пжалста, чаю, две порции бекона и яичницу из двух яиц. Да, и хлеба поболе, мистер.

— Чай-две-порции-бекона-два-яйца-четыре-куска-хлеба. — Мистер Попплеби отвернулся.

— Погодите! — окликнул его мистер Окройд. — А можно мне чуток умыться перед завтраком? Я всю ночь провел в пути, трясся в грузовике, — не без гордости добавил он.

— Конечно, вам можно умыться, конечно, — с невероятной важностью ответил мистер Попплеби. — Судьба привела вас ко мне, и я дам вам умыться. Я не говорю, что это обычное дело — вовсе даже не обычное, — ну так и что с того? Вы не хотите садиться за стол грязным, и я не хочу, чтобы вы садились за стол грязным, вот мы и нашли общий язык, верно я говорю? Идите за мной.

Он вышел из зала, и мистер Окройд последовал за ним. Они шагнули в закуток, где мистер Попплеби взмахом руки обозначил местонахождение маленького эмалированного тазика, большого куска хозяйственного мыла и видавшего виды полотенца.

— Вот, дружище, плескайтесь тут, сколько душе угодно, — сказал мистер Попплеби. — А пока вы моетесь, мы вам поджарим яичницу с беконом. Это по-людски, по-щеловечески, верно? Дай щеловеку все, что он просит — в разумных пределах, конечно, во всем должен быть здравый смысл, — так или иначе, попытайся дать щеловеку все, что он просит, — таков мой девиз. — Придя к этому прекраснодушному заключению, мистер Попплеби удалился.

— Кем он себя возомнил — Ллойдом Джорджем[21]? — пробормотал мистер Окройд, снимая пальто. Конверт в целости и сохранности лежал в нагрудном кармане. — Послушать его, так он мне ванну с шампунями предлагает и миникюр в придачу!

Однако ж, вдоволь поплескавшись над эмалированным тазиком и вытершись единственным незасаленным уголком полотенца, мистер Окройд наконец почувствовал себя человеком. Он вернулся в столовую через коридор, напоенный ароматом жареного бекона, и благодушно взглянул на громадную тушу мистера Попплеби: тот уже заварил чай и выставил на стол тарелку с хлебом, чашку, блюдце, длинный заостренный нож и двузубую вилку.

— Яичница с беконом будут через минуту, — сказал мистер Попплеби, возвращаясь за прилавок.

— Чудесно! — вскричал мистер Окройд, потирая руки. — Признаться, я умираю с голоду.

— Скоро мы это исправим. — Ни один хирург не смог бы произнести эти слова с большей важностью. — Стало быть, вы с дороги?

— Да уж. Всю ночь трясся по Великой северной дороге. — Как ни странно, его слова не произвели ни малейшего впечатления на мистера Попплеби.