Добрые друзья

— Видите ли, я сейчас разъезжаю по центральным ‘рафствам в поисках песен и танцевальных мелодий, — начал он. — Вот уже два дня как я в Треугольнике. Бываю здесь раз в пару месяцев. Вчера ‘одил на ваш концерт. Делать-то ‘ольше нечего — да и это моя работа, понимаете, мы ж должны знать, как играют наши номера. И вы, ‘ризнаюсь, меня удивили. Да-да, удивили! Программка шикарная, а я ‘наю в них толк — видел сотни — сотни и сотни. Эта комедианточка — ‘росто прелесть, талант! Как там ее? Ах да, Дин. И парнишка, который юморит и танцует, тоже хорош, оч-чень хорош, ей-богу. Отличная программка! Имейте в виду, некоторые ваши номера, — тут он поднял обе руки и уронил обратно, — просто мертвые, их и убить нельзя — как есть мертвые. У меня с собой около ‘вадцати номеров — сентиментальные и шуточные песни — с ними вы свою программу не узнаете! Нет, нет, погодите-ка, одну минуту. Вы, чего доброго, решите, будто я пришел вам что-то продавать. Я ‘десь не для этого.

Иниго мысленно порадовался его последним словам и стал ждать, когда его гость прикурит вторую сигарету.

— Итак, — сказал мистер Мильбрау, глядя из-под полуприкрытых век на клочок бумаги. — В вашей ‘рограмме было несколько номеров, которые я слышал впервые. Очень… недурных! — Последнее слово он почти прокричал. — Хитрые номера, ох хитрые! Даже меня в пляс потянуло, а ведь я в этом деле не первый год. Вот тут они записаны — без названий, конечно, но вы их узнаете. — Мистер Мильбрау передал ему бумажку, и Иниго с первого взгляда понял, что все указанные номера — первой в списке стояла песня «Свернем же за угол» — написал он.

— Все эти номера, — продолжал мистер Мильбрау, — я слышу впервые. А я ‘ного лет в этом деле. Отличные песни — яр-ркие, задорные, запоминающиеся! Пр-режде всего мелодии, конечно, тексты — ерунда, тексты я и сам ‘ременами пописываю. Окажите любез-зность, милейший, откройте мне: где вы их достали? Вы пианист и должны знать, потому я и пришел к вам. Адрес мне дали ‘чера в театре, после концерта. У меня много дел — ужасно много, — но я должен знать, кто автор. Ну что, окажете милость? Где вы их раздобыли?

— Нигде, — пылко ответил Иниго, — я сам их написал!

— Вы?

— Да, я. А недавно, между прочим, как раз довел их до ума — вон они лежат, на столе.

Мистер Мильбрау подскочил со стула, крикнул: «Можно взглянуть?» и, не дожидаясь ответа, начал листать ноты — при этом он покачивал головой и напевал себе под нос. Закончив, он аккуратно сложил листки и звонко шлепнул по стопке ладонью.

— И кому вы думали их отдать? — осведомился он — очень тихо, но с большим напором.

— А никому, — ответил Иниго. — Я вообще об этом не думал.

Мистер Мильбрау покачал головой:

— Не думал! Не знает «Фельдера и Хантермана»! И выдает такие шедевры! Не говорите мне, что вы профи, — вы не профи — я это сразу понял. Вероятно, вы не позволите мне взять их с собой? — осторожно спросил он.

Иниго ответил, что не позволит.

— Что ж, так и думал. Пр-рекрасно понимаю, прекрасно. Вот что я вам ‘кажу. Знаете, как бы я поступил на ‘ашем месте — если б сам писал эти штучки? Сейчас расскажу. Я бы сложил их в сумку, взял пальто, шляпу и безо всяких раздумий вышел за дверь, сел бы на первый поезд и седня же приехал к «Фельдеру и Хантерману», пока они не закрылись на ночь. Играть эти штучки я бы больше не стал — мало ли кто слушает? Клянусь, я бы седня же пришел с ними на Чаринг-Кросс-роуд и там остался — а на труппу плевать. Через месяц сами будете над собой смеяться. Я потрясен вашими сочинениями. По мне, может, не видно, но я потрясен. Тока не подумайте, будто я призываю вас к поспешным действиям. Послушайте моего совета, мистер Джоллифант. Не посылайте никуда свои песни. Берите их и ступайте сами. Проиграйте разок для себя — и вперед! А если покажете их «Фельдеру и Хантерману» — на седня это самое крупное издательство нот в стране — то больше никуда ходить не придется. Да, отнесите их «Фельдеру и Хантерману» и спросите мистера Пицнера — П-и-ц-н-е-р-а. Скажите, что от меня. Нет, вот как мы поступим. Я сам напишу мистеру Пицнеру и все ему объясню. Седня же! Он будет вас ждать. Отправлю ему телеграмму. Он очень занятой человек, наш мистер Пицнер. К нему просто так не пробиться, тока по знакомству, но как пробьетесь — дело в ‘ляпе. Напишу ему письмо и заодно черкну пару слов на этой карточке, ‘окажите ее ‘екеташе — и вас ‘азу ‘игласят. — Мистер Мильбрау так распалился, что от согласных в его речи почти ничего не осталось.

Вот так к Иниго попала карточка, благодаря которой он не чувствовал себя убитым и раздавленным после разговора в «Голландце». Вернувшись в комнату, он вынул ее из кармана, положил на стол и выкурил над ней трубку. Беспомощный любитель, не правда ли?

IV