Добровольцы-интернационалисты

Несколько итальянцев были взяты в плен командиром 2-го батальона капитаном Пепе и его адъютантом. Дело было так. Адъютант подготовил для командира новую землянку и, чтобы тот не плутал в лесу, решил его сам проводить. Говоря о каких-то пустяках, они незаметно подошли к блиндажу. Офицер откинул одеяло, заменявшее дверь, и спустился вниз. И тут нос к носу столкнулся с солдатами мятежников. Адъютант и комбат растерялись. Бежать — расстреляют в упор. Минуту, вторую стояли молча. Потом итальянский унтер-офицер вышел на середину и со слезами стал умолять республиканцев, чтобы их не расстреливали, а взяли в плен.

Пепе выпрямился, сделал сердитое лицо и проговорил:

— Ладно, не будем расстреливать. Бросайте оружие — отправим в тыл.

Так, два республиканца взяли в плен большую группу мятежников.

Генерал Манчини, командир экспедиционного корпуса, очевидно, понимал, что его песенка спета. Но тем не менее он шел на все, чтобы поддержать свой авторитет. Даже ценой жизни своих соотечественников. Против республиканской 11-й дивизии командование итальянского корпуса ввело в бой все четыре дивизии и испанскую дивизию мятежников «Сориа». Но все усилия интервентов продвинуться по направлению к Мадриду остались безуспешными.

13 марта республиканское командование приказало дивизии Листера повторить наступление на рубеже Трихуэке — Каса-дель-Кобо и овладеть этими пунктами.

Измученные беспрерывными трехдневными боями, бойцы дивизии валились с ног, не хватало продуктов. Но обстановка сложилась так, что мы не могли дать даже небольшого отдыха бригадам. Короткое затишье позволило бы итальянцам создать опорные пункты и узлы сопротивления в Трихуэке, Каса-дель-Кобо, Паласио-де-Ибарра.

На главном направлении — вдоль Французского шоссе — предстояло атаковать 2-й бригаде, 1-я ударная бригада наступала на Трихуэке с юго-востока. Действия этих бригад поддерживались огнем одной из артиллерийских групп.

11-я интернациональная бригада получила задание захватить Каса-дель-Кобо. Начало атаки бригады было назначено на 30 минут раньше наступления других частей, с тем чтобы отвлечь внимание противника от района Трихуэке.

12-я интербригада вела бои за Паласио-де-Ибарра.

Все утро 13 марта мы были заняты подготовкой войск к атаке Трихуэке и Каса-дель-Кобо. Было неимоверно трудно. Командиры и комиссары бригад и батальонов устали от беспрерывных боев. Даже Листер — человек-камень, обладавший неиссякаемой энергией, — и тот был измучен.

А дел свалилось много. По ночам гудели моторы грузовиков, подвозящих боеприпасы, оружие, продукты. Все это быстро распределили по бригадам, батальонам. Листер сам контролировал работу. Его можно было видеть всюду. То он забирался на грузовик и проверял, правильно ли тыловики «выполнили заказ» дивизии, то уходил в ближайшую лощину и сам ложился за щиток пулемета: надежное ли оружие выделили оружейники. Он вызвал медиков и дал им нагоняй за то, что у них плохо оборудованы лазареты, не проинструктированы санинструкторы. Он не давал покоя ни себе, ни людям. За эти дни Листер осунулся, похудел, и только из-под кустистых бровей поблескивали черные глаза. Он видел, что люди устали, и в душе жалел, что не может предоставить им отдыха.

— Что я могу сделать? — сокрушался он как-то за ужином. — Ведь скоро наступление.

— Не расстраивайся, Энрике, — успокаивал я его. — Ты все делаешь правильно.

Но однажды я увидел, как и у этого «железного» человека не выдержало сердце. Случайно проходя мимо огромного грузовика, доставившего снаряды, Листер увидел, что шофер, совсем молодой парень, заснул, ожидая дальнейших указаний. Энрике тронул парня за плечо. Тот встрепенулся и стал что-то быстро-быстро говорить, очевидно оправдываться. Листер его успокоил, легонько, подтолкнул на соседнее место и сам сел за руль.

— Дай-ка я тряхну стариной. — И повел машину к ближайшему складу.

К наступлению готовились все. Не отставала и наша бригада. Кропотливо проверялась готовность к бою каждого подразделения. Перед атакой мы с Пандо зашли в танковую роту, расположенную в небольшой оливковой роще. Командир роты на чистом русском языке доложил о готовности роты к боевым действиям. Экипажи в летних синих комбинезонах и шлемах были выстроены перед машинами. Танкисты с радостными улыбками смотрели на нас.

Лица многих из них показались мне знакомыми.

— Не ваша ли рота участвовала в боях за Университетский городок и за мост на реке Мансанарес? — спросил я танкистов.

— Да, и вас я тоже видел там, товарищ Павлито, — ответил один из них.

Я вновь встретился с боевыми товарищами и их славным командиром — советским добровольцем Дмитрием Погодиным. Многих из тех, кого я помнил, уже не было в строю. Рота стала интернациональной, в ее экипажах воевали русские, поляки, чехи, испанцы…

Мы выяснили, что настроение у бойцов бодрое, материальная часть находится в полной готовности.

Распрощались с танкистами тепло, дружески. Но едва отошли метров пятьдесят, как я услышал голос Погодина:

— Обождите! Мы остановились.

— В чем дело, что случилось?

Подбежал запыхавшийся Дмитрий: