Ребята! Товарищи! Снова мы вместе.В квартире Кайтановых шум и веселье.Споемте московских строителей песню,Как пели отцы — с подголоском, артелью.Попразднуй немножко, мое поколенье,Осталось для праздников времени мало.Уфимцев поет. У него на коленяхНаследник Кайтановых двухгодовалый.Он гладит пшеничные волосы тезкиМогучею лапищей против прически.«Я кем прихожусь ему? Дядькой, наверно?А если по-старому — крестным примерно.Сказали б, что парень, какого он роста —Привез бы ему кое-что из одежи.Ведь этот костюмчик — сплошное уродство.И эти ботинки — страшилища тоже.Насчет барахла, я скажу вам по чести,От стран заграничных мы очень отстали».«Нам, Славушка, адрес был твой неизвестен,А знали б его, о другом бы писали:Спросили бы про самолеты и танки,Спросили б еще, хороши ли испанки».Но Леля смекнула, что шутка не к месту,Что Славик никак не забудет невесту,И, чтобы уйти от безрадостной темы,Сказала: «Вот премию выдали Коле,Приемник трехламповый новой системы.Давайте послушаем радио, что ли!»В приемнике, будто бы шелест снаряда,Сигналы тревоги я отблеск зарницы:Нарушена мирная жизнь Ленинграда —Снаряд разорвался на финской границе.…На вокзале ЛенинградскомЖдут отправки поезда,«Здравствуй, Женька!»«Колька, здравствуй!»«Ты куда?»«А ты куда?»«Я туда, куда и ты».«Ты туда, куда и я».Собрались без суетыНеразлучные друзья.Свет на штык снежинки нижет.Комсомольский эскадронВ тесный тамбур вносит лыжи,Занимает свой вагон.Эти палки из бамбука —Замечательная штука,А заплечные мешкиУдивительно легки.Леля два часа на кухнеКоле жарила гуся.У нее глаза опухли,Извелась, бедняжка, вся.«Знаешь, — говорит мне Коля, —Я по дому дал приказ:Лельке просто не позволилПровожать на поезд нас.Полагаю, при отъездеНи к чему бойцу слеза,А у ней на мокром местеНенаглядные глаза».Добровольцы из Москвы,Полушубочки новы.Все в хрустящих, как капуста,Свежих кожаных ремнях.На перроне стало пусто,Стук колес, и путь в огнях…А когда огни погасли,Тень рванулась вслед, неся,Как снаряд в застывшем масле,Тяжеленного гуся.Тень одна стоит, рыдая,Весь в слезах несчастный гусь.Литеров не предъявляя,Увязалась с нами грусть…Мы расстались в Сестрорецке.Я в редакцию был взят.К западу, сквозь ветер резкий,Лыжный двинулся отряд.Край гранитный, край озерный,Предстоит немало мук,Но я верю — пустит корниВоткнутый в сугроб бамбук.Мог бы я вести рассказО редакции армейской,Что стоит у перелеска,Возле Райволы как раз.Полчаса езды до боя.Грузовик, когда рассвет,Лирика берет с собоюВместе с пачками газет.Но, друзья, в романе этомРечь идет не обо мне.Всем известно, что поэтамПобывать пришлось в огне.Пусть о том другие пишут.Ты служи, мое перо,Жизни выросших мальчишек,Что построили метро.Ночь… В разрывах и ракетахФронтовые небеса.Мне приказано в газетуО разведке написать.Словно балахонов клочья —Облака.И ветер лют.В тыл врага сегодня ночьюДесять лыжников пойдут.Им придется разобраться,Что за крепость залеглаПеред войском ленинградским,Как бетонная скала.Эта сложная задачаДобровольцам по плечу.Старшим кто у них назначен?С ним я встретиться хочу.Я приполз на край передний,Но, к несчастью, опоздал.Только что боец последнийДал фонариком сигнал:Мол, порядок, до свиданья,Ряд траншей прошли уже.Мне осталось ожиданье:Хочешь — грейся в блиндаже.Хочешь — наблюдай отсюда,Спрятавшись за валуны.Мир — серебряное чудоВ свете северной луны.Кто в разведке этой старший?Кто ползет через снега,Силой меряется, вставшиПеред крепостью врага?Никаких известий нету.Вьюга зализала след.Время близится к рассвету,Меркнет мертвый свет ракет.Край передний виден плохо.Различить во мгле могуЛишь кусты чертополохаЧерной жестью на снегу.Только у луны в орбите,В смутном небе январяМерно ходит истребитель,На себя огонь беря.С финской линии зениткиК «чайке», словно для игры,Тянут золотые нитки,Мечут красные шары.Что за «чайка»? Что за летчикВ небе ходит без конца?Вьется, вьется, словно хочетНа земле прикрыть птенца?Вот и утренние пулиСерый воздух рвут, как шелк.Все разведчики вернулись,Только старший не пришел.