Мурашки уже устали бегать по спине, поэтому Ольга больше не чувствовала ничего такого. Руки и ноги вдруг замерзли, хотя летняя ночь была не такой уж холодной. И теперь тишина, нарушаемая лишь шорохом деревьев и приближающимися раскатами грома, давила.
«Перестань, это просто кладбище, – сказала себе Ольга. – Такое же, как и днем. Дорога, деревья и тропинки между ними, как в лесопарке, только еще есть могильные плиты, а в землю зарыты гробы с останками людей. Ничего опасного…»
Она мысленно повторяла и повторяла эти увещевания, но все равно не могла заставить себя переступить линию ворот. Инстинкт самосохранения напоминал о том, что кто-то вполне осязаемый сбил замок и открыл ворота. И как раз сейчас он может закапывать где-то здесь криминальный труп…
Едва она подумала об этом, как ей показалось, что темнота впереди шевельнулась и к шороху крон высоченных деревьев добавился едва уловимый звук приближающихся шагов. Не дожидаясь, пока кто-нибудь выйдет из темноты в свет ее фонаря, Ольга резко повернулась и пошла обратно, торопливо переставляя отнимающиеся ноги. Фонарик она направила вниз, чтобы он не светил слишком ярко. В глубине души она боялась увидеть кого-нибудь в его свете.
Боялась, но все равно время от времени посматривала. Теперь ей все время казалось, что она слышит позади шаги, но сколько раз Ольга ни оборачивалась и ни поднимала смартфон выше, картина не менялась: пустая дорога, приоткрытая створка ворот кладбища. Лишь когда она дошла до нужного ей поворота и обернулась в последний раз, одна деталь изменилась: ворота оказались закрыты, хотя ветер вновь почти стих, да и скрипа не было слышно.
Забыв о том, что не любит выглядеть глупо, Ольга повернулась вперед и со всех ног побежала к калитке соседки, а когда влетела в нее, заперла на щеколду. Кому надо – позвонит.
Глава 5
Когда живешь в крупном городе, забываешь, какой бескомпромиссно темной может быть ночь. В Хабрувке, конечно, в темное время суток улицы освещались фонарями, но они поставили свою мобильную лабораторию так, что она оказалась развернута входами в фургон и его прицеп к дому погибшего Иржи Кучеры и, соответственно, лесу, а сама деревня осталась позади. Поэтому если сидеть на лесенке, ведущей внутрь белоснежного монстра, то огни деревни не видны. И хотя слабенькая ночная подсветка в фургоне развевала мрак вокруг Войтеха, ему казалось, что он сидит на краю вселенной, а в пределах одного шага – первозданная пустота, похожая на космос. Возможно, именно потому он все никак не мог отправиться спать, а сидел на ступеньках, сняв осточертевшие перчатки, и задумчиво потирал ладонь о ладонь, прислушиваясь к приглушенному шептанию деревьев в тишине и собственным ощущениям.
За этим занятием его и застал старший брат, спустившийся из спального отсека в удобных джинсах и футболке без рукавов, благодаря которой стали видны многочисленные татуировки на его руках.
– Подвинься, что ли, – бросил он по-чешски, раз уж, кроме них, здесь больше никого не было.
– Вдвоем все равно не поместимся, – возразил Войтех.
– Да и ладно, я постою, но пройти-то дай.
Войтех прижался к краю лесенки, выпуская брата на улицу. Тот на ходу поджег длинную коричневую сигарету, удушливо пахнущую крепким табаком и вишневым ароматизатором. Войтех непроизвольно поморщился: не любил он сигаретный дым, прощал его только Саше. Но Саше он много чего прощал.
Карел покрутился по сторонам, после чего привалился спиной к боку фургона, не обращая внимания на то, как остывшая поверхность холодит кожу сквозь тонкую ткань футболки.
– Хорошо здесь, тихо, – заметил он странным тоном, какой младший брат у него никогда не слышал. – Спокойно.
С последним утверждением Войтех мог бы поспорить. Ему шуршащая листвой тишина казалась угрожающей, словно он чувствовал притаившуюся в ней невидимую опасность, убившую Иржи Кучеру. Впрочем, скорее всего, он действительно ее чувствовал: его интуиция была способна и не на такое.
Но он не любил сеять бессмысленную панику, а потому ничего не сказал, только со смешком удивился:
– С каких пор ты полюбил тишину и покой? Неужели стареешь?
– Не дождешься, – парировал Карел оскорбленно. – Но иногда для смены обстановки тишину послушать полезно. В ней рождается самая необыкновенная музыка из той, что я написал.
– Ты продолжаешь писать музыку? – удивился Войтех.
Ему казалось, что с шоу-бизнесом Карел теперь связан не больше, чем владелец ночного клуба. Он, конечно, пару лет назад спродюссировал рок-оперу, построенную на написанных им песнях, и даже исполнил в ней небольшую роль, но казалось, что на том и успокоился.
– Я продолжаю ее сочинять, – равнодушно пожал плечами Карел. – Если есть время, я ее записываю. Когда-то нотами, когда-то просто наигрываю. Заниматься музыкой всерьез мне сейчас некогда, да и надоело, но сам процесс сочинения – выше меня. Это как… рефлекс.