Добротолюбие, том 2

6. Они не только сохранили заповеди, но и принесли Богу дары. Заповеди даны всем христианам, и всякий христианин обязан их исполнять. Это есть то же, что в мiре дань, должная царю. Но как в мiре есть люди великие и знатные, которые не только дани дают царю, но приносят ему и дары, — за что удостаиваются особой чести, наград и достоинств: так и Отцы не только дань принесли Богу, сохранив заповеди, но принесли Ему и дары — девство и нестяжание, кои не суть заповеди, а дело произволения: ибо о первом сказано: могий вместити, да вместит (Мф. 19, 12), а о втором: аще хощеши совершен быти… продаждь и дай нищим (Мф. 19, 21).

7. Они распяли себе мiр, а потом восподвизались и себя распять мiру, подражая Апостолу, который говорит: мне мiр распялся и аз мiру (Гал. 6, 15). Ибо когда человек отрекается от мiра и делается иноком, — оставляет родителей, стяжания, и все житейские дела и заботы, тогда он мiр распинает себе. Когда же потом освободившись от внешних вещей, подвизается он и против самых услаждений, или против самого вожделения вещей, и против своих пожеланий, и умерщвляет самые страсти, тогда он и себя распинает мiру, — и дерзновенно может сказать с Апостолом: мне мiр распялся и аз мiру.

8. Отцы наши, распяв себе мiр, и себя распяли мiру, предавшись подвигам. А мы, хотя, по-видимому, распяли себе мiр, оставив мiр и пришедши в монастырь; но себя распять мiру не хотим, ибо любим еще наслаждения его, имеем еще пристрастие к нему, сочувствуем славе его, удерживаем в себе пристрастие к снедям, к одеждам и прочим суетностям. Однако мы не должны так делать, но как отреклись от мiра и вещей его, так должны отрешиться и от самого пристрастия к вещам тем.

9. Мы оставили мiр, оставим и пристрастие к нему. Ибо пристрастия опять привязывают нас к мiру и соединяют с ним, хотя бы они касались маловажных, обыкновенных и ничего не стоящих вещей. Но если хотим совершенно измениться и освободиться от пристрастий, научимся отсекать хотения свои, — каких бы малых вещей они ни касались. Ибо ничто не приносит столько пользы людям, как отсечение своей воли; и поистине, от сего человек преуспевает более, нежели от всякой другой добродетели. Между тем, такое отсечение своей воли и своих хотений может быть поминутное. Положим, что кто либо идет; помысел говорит ему: посмотри туда и сюда, но он отсекает свое хотение и не смотрит. Встретил он разговаривающих; помысел говорит ему: скажи и ты с ними слово — другое, но он отсекает свое хотение, — и не говорит. Подошел он к кухне; помысел говорит: зашел бы спросить, что готовит повар, но он отсекает это хотение, и не заходит и проч. и проч. — Отсекая таким образом свое хотение, он приходит в навык отсекать его и, начиная с малого, достигает того, что и в великом отсекает ее без труда и спокойно; и так начинает наконец вовсе не иметь своей воли, и чтобы ни случилось, бывает спокоен. Так отсечением своей воли приобретается беспристрастие, а от беспристрастия, с помощью Божией, восходит и к совершенному бесстрастью.

10. Некто из старцев сказал: "прежде всего нужно нам смирение". Почему же он так сказал? — Почему не сказал, что прежде всего нужно нам воздержание? Ибо Апостол говорит: подвизаяйся от всех воздержится (1 Кор. 9, 25). Или почему не сказал, что прежде всего нужен нам страх Божий? Ибо в Писании сказано: начало Премудрости страх Господень (Прит. 1, 7). Почему также не сказал, что прежде всего нужна нам милостыня, или вера? Ибо сказано: Милостынями и верами очищаются грехи (Прит. 15, 27), и еще: без веры невозможно угодити Богу (Евр. 11, 6). Почему же он, оставив все сие столь нужное, выставляет только смиренномудрие? Старец показывает нам сим, что ни страх Божий, ни милостыня, ни вера, ни воздержание, ни другая какая либо добродетель не может быть совершенна без смиренномудрия. Смиренномудрием же сокрушаются и все стрелы врага и противника. Все святые шествовали путем его и трудом. Виждь смирение мое и труд мой и остави вся грехи моя, взывает Псалмопевец; и еще: смирихся и спасе мя Господь (Пс. 24, 18; 114, 6).

11. Тот же старец сказал: смирение ни на кого не гневается, и никого не прогневляет. Смирение привлекает на душу благодать Божию; благодать же Божия, пришедши, избавляет душу от сих двух тяжких страстей. Ибо что может быть более тяжким, как гневаться на ближнего и прогневлять его? — Но что я говорю, будто смирение избавляет от двух только страстей? Оно избавляет душу и от всякой страсти и от всякого искушения.