Доброе лицо зла

Последняя июньская ночь предвещала назавтра жаркий день. Черный бархат небосвода оставался чист – ни облачка, ни тучки. И полное безветрие, хоть бы один листочек шелохнулся. Оконные стекла отражали мерцание звезд и яркий серебряный свет летней луны. Луна, цвета надраенной меди, словно воздушный шар, заполненный светящимся газом, медленно всплывала к зениту с юга, делаясь все меньше и ярче. А совсем низко над западной стороной горизонта светился тусклым свинцовым блеском Юпитер.

Вновь, как полтора суток тому назад, когда он проснулся от нестерпимой жути ночного кошмара, смотреть на мирную картину ночного неба было почему-то страшно до ознобных мурашек по коже. Пугачев потряс головой, отгоняя наваждение, посмотрел на часы. Нет, он не опаздывал. Почти. Теперь перейти переулок наискосок, свернуть под арку направо.

Перед Сергеем открылся большущий проходной двор, замусоренный и запущенный, с громадной непросыхающей лужей в центре и помойными баками, рядом с которыми громоздились кучи отбросов. В них рылись худые облезлые кошки. Лужа была подернута радужной пленкой пролитого машинного масла. Такое и двором-то назвать язык не повернется, пустырь, он пустырь и есть, другого слова не подберешь. Надо же, подумал Пугачев, и в Москве сохранились такие «уютные» трущобные уголки… Что, до дальних городских окраин у Лужкова с командой руки не доходят? И почему встреча назначена здесь?

В глубине двора стоял нужный ему двухэтажный дом, обнесенный невысоким штакетником. У домов бывает… как бы поточнее выразиться?.. собственное выражение лица, у каждого свое, как у людей. Присмотритесь: такое выражение даже у стандартных шлакоблочных пятиэтажек разное, а уж про дома старинной постройки и говорить нечего! Рядом с иным домом просто постоять приятно, а от другого хочется поскорее отойти.

Этот дом глядел хмуро, подозрительно и недобро. Подходить к нему не хотелось.

Или сказывалось паршивое настроение Сергея? Ох, неуютно ему было, муторно… Беспокойство продолжало кружить в нем, набирая обороты. Мучительное предчувствие: случится несчастье! Нечто крайне дурное и неотвратимое произойдет завтра… Или через неделю? Но тут Пугачев усилием воли оборвал свои раздумья, толкнул дощатую калитку и вошел в небольшой палисадник, окружавший двухэтажный дом. В палисаднике было темно, лишь окошко первого этажа бросало неяркий свет на узкую деревянную скамейку, спрятавшуюся в зарослях бузины. Человек, сидевший на скамейке, увидел подходившего Сергея, поднялся, шагнул навстречу.

– Сегодня ты почти точен, Сережа, – чуть насмешливо сказал он, протягивая руку для пожатия. – Я люблю точность! Пятнадцать минут – не опоздание. Все-таки армия научила тебя чему-то полезному, а? Ну, давай присядем рядком, поговорим ладком… Что-то вид у тебя не очень. Устало выглядишь.

– Ты бы меня еще в Люберцы вызвал, – огрызнулся Сергей, – или в Балашиху. Проклял все, пока добрался, и нору эту твою еле нашел. На кой черт такие сложности? Не понимаю.

– Тебе и не нужно понимать. Я как-нибудь за двоих управлюсь. Но, так и быть, объясню. Здесь живет одна моя хорошая подружка, с давних еще времен, и, кроме нее, да вот теперь еще тебя, никто об этой моей, как ты изящно выразился, норке не знает. Кстати, на ближайшую неделю я предлагаю тебе поселиться именно здесь. В тесноте, да не в обиде. Напряженная неделя предстоит. Родителям что-нибудь наплетешь по телефону. Да, прямо сейчас. Особого комфорта не обещаю, но то, что здесь комфортабельнее, чем в камере ИВС, я тебе гарантирую. Словом, остаешься сегодня здесь. Это не совет, это приказ. Надеюсь, ты еще не разучился подчиняться моим приказам?

– А что, уже появилась необходимость в таких вот неординарных мерах предосторожности? – довольно агрессивно поинтересовался Пугачев, хоть голос у него предательски дрогнул. – С чего бы это?! Мы так не договаривались, Волчонок. Ты же сам говорил, что никакой опасности нет и не предвидится, что ты все просчитал. И мне старался внушить прямо-таки несокрушимую уверенность. Все прошло отлично, как и планировали, при чем тут ИВС?! Нет, я не согласен.

Ох, лукавил Пугачев! Вполне он – про себя! – допускал такое развитие событий, которое могло закончиться ИВС. Если все пойдет наперекосяк.

А пойдет ведь!

Тот, кого Сергей Пугачев называл по армейской привычке «Волчонком», тихо недобро рассмеялся, похлопал Пугачева по плечу, подмигнул: