Здравствуйте! Присаживайтесь. (Крыловой.) Знакомьтесь: Вера Ивановна Крылова — Илларион Алексеевич Трапезников, главный режиссер нашего театра.
Трапезников(поигрывая голосом). И немножко актер.
Крылова. Я вас видела последний раз в роли Незнамова.
Трапезников. Сознаюсь, староват для Незнамова, но что поделаешь, Городничих и Фамусовых хоть пруд пруди, а новых Незнамовых и Чацких все не находится!
Крылова. А может, вы плохо ищете?
Черданский(спеша смягчить неловкость). Илларион Алексеевич зашел ко мне как раз в связи с вопросом, который вас интересовал. Как видите, я не всегда и не все откладываю в долгий ящик.
Крылова. Не буду вам мешать. (Кладет на стол письмо.) А это посмотрите, когда освободитесь, — снова о Твердохлебове. До свидания. (Уходит.)
Трапезников. Кто эта ядовитая женщина?
Черданский. Наша заведующая отделом писем.
Трапезников(заинтересованно). От нее что-нибудь зависит?
Черданский. К сожалению, от нее зависит не давать мне покоя. (Вынимает из ящика стола письмо.) Вот письмо, опубликовать которое просят ваши молодые люди. Оно прямо касается вас и вашей супруги. Строго говоря, не положено, но чтобы не ходить вокруг да около, — нате, читайте!
Трапезников читает письмо, надев очки и высоко подняв брови. Черданский в свою очередь берется было за письмо, оставленное ему Крыловой, но почти тотчас же раздраженно отбрасывает его.
Трапезников(прочитав половину письма, останавливается). Какая наглость! «Александре Викторовне со сцены нельзя дать меньше сорока…» Сказали бы уж — пятидесяти!
Черданский. А они дальше так и говорят.
Трапезников(читая) «…а в некоторых ролях и пятидесяти. Уважая ее талант, мы не хотим, чтобы она компрометировала его, играя роли чуть ли не девочек. Именно уважение…» (Скомкав в руке письмо.) Очень ей нужно их уважение!
Черданский. Поаккуратней с письмом, ему еще предстоит храниться в архиве редакции.
Трапезников. В архиве? Этот ужас?
Черданский. Ну да. Надеюсь, в архиве. А что, вы предпочли бы увидеть его напечатанным?
Трапезников. У меня больное сердце, Николай Борисович, не шутите этим.
Черданский(взял из рук Трапезникова письмо). Какие уж тут шутки! Вы дальше, дальше читайте — там самое главное! Ведь ваши молодые артисты пишут не просто о том, что Александра Викторовна играет роли не по возрасту, а о том, что вы, взяв первую и, как они заявляют, хорошую пьесу молодого автора, якобы изуродовали ее — переделали двадцатилетнюю девушку в сорокалетнюю женщину, чтобы ее могла играть Александра Викторовна. Они считают этот вопрос принципиальным и просят именно напечатать их письмо.
Трапезников. Какая неблагодарность! Люди, которым я отдал столько творческого сердца, которые буквально выросли на моих руках…
Черданский. Ну уж и на руках! Вы же только третий год, как из Иркутска.
Трапезников. Все равно. То, что я им дал за эти годы, то, что я вынул из себя и вложил в них…
Черданский(взглянув на часы). Илларион Алексеевич, ближе к делу. У меня газета! Что это за пьеса и что вы с ней сделали?
Трапезников. Это вообще не пьеса — это сырой материал, из которого я только сейчас начинаю лепить образы.
Черданский. Ладно, бог с вами, лепите, но это правда, что там была роль на двадцать лет, а вы переделали ее на сорок для Александры Викторовны?
Трапезников. Это была вообще не роль, это начинает становиться ролью только теперь, когда Александра Викторовна ее репетирует. Ни у одной из наших молодых актрис не хватило бы мастерства для такой роли.
Черданский(начинает терять терпение). Ладно, пусть не хватило бы, но все-таки было двадцать, а вы сделали сорок — да или нет?
Трапезников. Да. И не раскаиваюсь в этом.
Черданский. Напрасно. Я бы на вашем месте как раз раскаялся.
Трапезников. То есть как?
Черданский. То есть я бы на вашем месте вернул героиню пьесы в тот возраст, который ей дал автор, освободил бы Александру Викторовну от этой роли и дал роль кому-нибудь из ваших молодых актрис. И сделал бы это поскорей и с хорошим выражением лица, а не с таким, с каким вы сейчас смотрите на меня.
Трапезников(вставая и слегка заикаясь от волнения). Я… Николай Борисович… от вас… нашего с Александрой Викторовной друга… от друга нашего театра… не ожидал…