Доброе дело

— А из этого, Борис Григорьевич, следует, что устроитель представления знал: на самом деле у Погорелова роман не с Дашей, а с Ангелиной Павловной, — вывалил я на пристава своё вчерашнее умозаключение.

— Ну да, знал, — задумчиво подтвердил пристав. — Или знала… Или даже знали, чёрт бы их всех там побрал!

— И не кажется ли вам, что Ангелина Павловна слишком уж спокойно себя ведёт в преддверии очень даже вероятного наследования по обычаю, оставляющего её без копейки мужниных денег? — подбросил я приставу ещё один вопрос

— Есть такое, — признал он. Признал не сразу, подумал. — На те самые сорок тысяч намекаете?

— Не исключаю, — ответил я. — Или на лежащее где-то завещание, хотя в такое верится, честно говоря, с трудом.

— Да-да, — Шаболдин задумчиво побарабанил пальцами по столу. — А вы заметили, здесь, в управе, наша актриса говорила куда больше правды, чем в мужнином доме?

— Заметил, — широко улыбнулся я.

— Вот сюда её завтра с утра и вызову, — Шаболдин вернул мне столь же широкую улыбку. — А Гуровых допрошу потом у них дома. Так что, Алексей Филиппович, милости прошу утром ко мне!

Расстались мы с приставом, донельзя довольные друг другом, но небольшой осадок у меня на душе оставался. Не из-за Шаболдина, нет, он-то своё дело делает и делает хорошо. Просто пригласить Леонида с Татьянкой мы теперь сможем позже, и когда именно, я сказать не возьмусь — кто его знает, как дальше пойдёт розыск…

Но пойдёт он, похоже, теперь быстрее, уж больно Борис Григорьевич над тем постарался. Пока что выходило, что от пропажи завещания и более чем вероятного наследования по обычаю выигрывает больше других тот самый поручик Василий Гуров. Да, старший брат может оспорить его права в суде, упирая на проявленное младшим непочтение к отцу, и оспорить небезуспешно. Совсем без наследства суд младшего сына не оставит, но вот долю его вполне может заметно урезать в пользу старшего, находившегося возле отца до самой его смерти. Кстати, так для старшего брата выходило даже лучше — и вопрос «кому выгодно?» очень уж ненавязчиво на младшего показывал, и оставалась возможность обойтись без особых для себя потерь при дележе наследства. Вот потому я и не спешил выводить Фёдора Гурова из-под подозрений. Да, такое провернуть, требовался изощрённый ум, а я пока у Фёдора Захаровича его не наблюдал, но мало ли — и я мог оказаться не столь глазастым, и Фёдор Захарович, если и правда таковым умом отличается, вполне мог ввести меня в заблуждение. Впрочем, говорят же, муж и жена — одна сатана, так что нельзя исключить, что тот самый изощрённый ум может принадлежать и Ольге Кирилловне, пусть у неё я такого тоже не увидел.

А вот история с деньгами, что покойный забрал из банка, и которых не нашли в доме, меня, честно говоря, поставила в тупик. Нет, четыре пачки сторублёвых ассигнаций (не думаю, что такую сумму имело бы смысл получать мелкими купюрами) не так сложно и спрятать, но искать их теперь губные будут не просто так, а с поисковыми артефактами, а против такого поиска любой тайник бесполезен. Так что в доме, если я правильно представлял себе положение дел, их уже давно нет. А может, кстати, и вообще не было — Захар Модестович мог их домой не приносить, распорядившись этими деньгами как-то иначе, не просто же так он их снял. Что же, завтрашние допросы, думаю, прояснению тут поспособствуют.

Самым, однако, непонятным для меня оставался вопрос, что делать с подозрениями против бывшей актрисы. С одной стороны, и пропажа завещания, и добрые отношения между супругами, и история жизни самой Ангелины Павловны, не бегавшей от одного содержателя к другому и деятельно помогавшей жертвам растлителей, всячески говорили в её пользу и побуждали от тех самых подозрений отказаться. Со стороны же другой оставались её измена мужу, небезуспешное сокрытие этой измены от домашних, возможность попасть в спальню мужа, минуя коридор, и невнятная история с крепким сном в ночь отравления, вообще известная нам с приставом только и исключительно с её слов, и в совокупности своей эти подробности нашёптывали, что исключать вдову из числа подозреваемых, пожалуй, рановато. Что же, посмотрим, что она скажет завтра на допросе.

Как-то неожиданно подумалось, что даже если снять подозрения с Ангелины Гуровой, это вовсе не приведёт к тому, что единственными подозреваемыми останутся Фёдор Захарович и Ольга Кирилловна. Во-первых, не стоило забывать о прислуге. Если подтвердятся-таки слова Погорелова и хозяева с гостями действительно держались вместе, то подбросить ему склянку с ядом никто, кроме прислуги, не мог. Не хочу сказать, что кто склянку подкинул, тот и хозяина отравил, но раз уж совершил человек действие в интересах отравителя, разумно же предположить, что сам, может, и не травил, но кто отравил, знает? Разумно, да. Эх, как же здешним губным не хватает дактилоскопии! Сразу бы всё и решилось…