Добродетель 05.11.2008

— Ну так девка сопротивлялась, вот и убили, — она сказала это и осторожно тронула бровь, проверяя отошедший волосок.

Это было уже после народного схода по поводу убийства Бешновой, устроенного местными жителями с небольшой организационной помощью разных хороших людей. Организаторов потом повинтили — не всех, правда, мне вот повезло. Зато власти зачесались и убийцу стали искать. И вроде бы даже нашли.

Разговаривал я с одной интеллигентной женщиной вышесреднего возраста, отнюдь не православной, в меру циничной, к Сталину относящейся без тени симпатии, зато уважающей Жванецкого и Шендеровича.

— И мамашка хороша, — продолжала она, — не научила дуреху, как себя вести надо. Совки воспоминаниями живут, в упор не видят, что мир изменился. И детей воспитывают в совковой своей морали... Нет, конечно, девочек убивать нельзя, и все такое, — это она проговорила быстро и брезгливо, отдавая гуманизму его две копейки. — Но ответственность какая-то должна быть за свои поступки.

Я смолчал, стиснув зубы. Мне стало интересно, до чего еще договорится эта изряднопорядочная.

— Могла бы и на ночь остаться у бойфренда, — закончила она, — а не домой тащиться. А уж если пошла — будь готова ко всякому. Если попала — сделай все, но уйди живой и по возможности здоровой. Не строй из себя Зою Космодемьянскую. О родителях хотя бы подумай... Мамашка, небось, теперь с ума сойдет.

Это было добавлено с явным удовольствием.

Пыталово

Всемирная отзывчивость

Наталья Толстая  

Много раз, гостя у скандинавских знакомых и наблюдая их внутреннюю семейную жизнь, я поражалась: зачем берут приемных цветных детей, когда у них есть свои собственные? По просторным шведским квартирам носились сломя голову негритята и маленькие индусы, в то время как свои, белокурые, смирно читали книжки или, лежа на ковре, смотрели в потолок, мечтали. Иногда чернокожие шалуны поливали родителей кетчупом или шампунем. Доставалось и гостям, но ни разу взрослые не дали бессовестным детям поджопник, куда там. Голос — и то не повысили. Всякий раз шалуна уводили в другую комнату и тихим, скорбным голосом проводили беседу. «Эрик, обещай маме, что в следующий раз ты будешь поливать кетчупом только макароны, а шампунем — свои чудные кудрявые волосы».

Десять заповедей, повторяемых тихим голосом изо дня в день, приносили свои плоды: приемные дети вырастали и становились добропорядочными и законопослушными гражданами. Эти дети вытащили счастливый билет, ведь там, дома, они появились на свет среди трущоб и помоек. Спрашивать, почему взяли на воспитание детей из Африки или Азии, считается неприличным. Хозяйка перестанет улыбаться, и вам станет стыдно. Получите урок на всю жизнь.

В скандинавских странах детей усыновляют не для престижа, не для особого положения в обществе, а из-за сочувствия, сострадания. Из-за христианской морали, если хотите. Никаких средств от государства приемные родители не получают, наоборот: привезти ребенка из Африки и оформить все документы стоит больших денег. Я встречала шофера автобуса, усыновившего четырех маленьких африканцев, один из которых болен ДЦП, я знакома с министром, удочерившим слепо-глухо-немую девочку из Индии. Преклоняюсь.

Еще с советских времен в памяти сохранилось воспоминание. Летний день. Группа иностранных туристов посещает детский дом, гости принесли подарки, а дети им устроили концерт. Детдом тщательно выбран, двери свежепокрашены, куклы сидят высоко на полках, чтоб дети, не дай Бог, их не испачкали. Тепло и чисто. Воспитательницы — с добрыми лицами. Когда мы подходили к дому, во дворе гуляла средняя группа, воспитанники пяти — десяти лет. Я обратила внимание на одного мальчика. Он был метис, хорошенький, как почти все они. Он стоял, прижавшись лицом к решетке ограды, и смотрел сквозь прутья на пустынную улицу.

Концерт давали силами младшей группы, для умиления. Сперва детки маршировали, потом махали флажками, потом хлопали в ладоши. Среди артистов были две очаровательные черные девочки. Они самозабвенно маршировали и хлопали. Русские дети отличались от них некоторой заторможенностью. У многих были кривые ножки и лысые головки. Кто знает, сколько поколений алкоголиков было у них в роду. Открыв рот, белокурые дети смотрели на чужестранцев, а когда выступление закончилось, не понимали, куда уходить. Забыли, где дверь. Я подумала: все они вырастут, как-то устроится их жизнь, но белолицые растворятся на просторах, а черным — не скрыться, не спрятаться. Слава Богу, девочки из младшей группы пока этого не понимают.

После концерта мы пили чай в кабинете директора. Иностранцев больше всего интересовало, как часто усыновляют сирот и что будет с детьми после выпуска из детдома. Время, повторяю, было советское, поэтому жизнь детей рисовалась лучезарной: и шанс усыновления велик, и все пути перед ребятами открыты. Хотят — поступят в вузы, хотят — пойдут на стройку. Гордое имя — рабочий. Перед уходом я спросила у молодой воспитательницы:

— А негритянских детей никто не хотел усыновить?