Добродетель 05.11.2008

Жуткая история из жизни тоталитарных сект — у шестнадцатилетней школьницы Светы обнаружили злокачественную опухоль в брюшной полости. Родители Светы (собственно, сектанты) отказались оперировать дочь. Райбольница подала на родителей в суд, суд ограничил их в родительских правах, назначил девочке опекуна, но теперь уже сама Света написала собственноручный отказ от операции. Школа, милиция, социальные органы — никто ничего не может сделать. Остается только наблюдать за тем, как девочка медленно умирает.

Это — краткое содержание истории. Подробности — дальше.

II.

Место действия — Сямженский район Вологодской области, село Двиница (сто тридцать километров по федеральной трассе «Холмогоры» на север от Вологды до Сямжи, потом еще сорок по другой дороге, потом десять — по грунтовке, желтая глина, лужи, все застревает, кошмар). Точнее — по документам это Двиница, а на самом деле — деревня Макаровская, ставшая частью Двиницы несколько лет назад, когда большая часть дворов Макаровской вымерла окончательно. Северные пейзажи и сами по себе достаточно тоскливы, а когда по обе стороны единственной улицы — пустые черные дома с даже не заколоченными, а выбитыми окнами, делается вообще страшно. Кое-где на стенах уцелела фигурная резьба, вологодское деревянное кружево. Когда-то здесь жили люди, которые умели вырезать из дерева кружева. Теперь людей нет — умерли, уехали, спились. Колхоза «Волна», который здесь был, тоже давно нет. Здесь вообще ничего нет. И сотовая связь не работает.

А на самом краю мертвой деревни — большой двухэтажный дом, во дворе — играют в догонялки маленький мальчик и две собаки, толстая белая лайка и тощая рыжая овчарка. В глубине двора стоят трактор-лесовоз и новые «жигули». Вообще-то в семье две машины, но на второй сегодня хозяин в город уехал.

Это дом Загоскиных. Посмотришь на него и сразу поймешь — сектанты. Тоталитарные, разумеется.

III.

Когда-то они были обычной семьей — муж работал трактористом в соседнем колхозе и, как вспоминает Елена Ивановна, каждый вечер его, пьяного, привозил домой водитель колхозного грузовика, бросал перед домом и уезжал. Елена Ивановна (она тогда не работала, сидела с маленькой Светой) вздыхала, выходила во двор, подхватывала мужа под руки, заносила в дом и укладывала спать. Но так происходило, когда Елена Ивановна сама была трезва, а если оказывалось, что пьяна и она, тогда мужу было не на что рассчитывать, и спал он прямо на земле, во дворе. Однажды, двенадцать с половиной лет назад, ранней весной, подхватил воспаление легких, провалялся больной до майских праздников, навещать его приезжала из Сямжи старшая сестра Елены Ивановны Светлана — она-то и рассказала Загоскиным, что с пьянством, в принципе, можно успешно бороться — когда-то у нее муж тоже пил, но потом ему кто-то рассказал о подвиге братца Иоанна Чурикова, муж проникся и пить перестал.

Муж Елены Загоскиной, в общем, тоже понимал, что пьянство ни до чего хорошего его не доведет. Расспросил Светлану про братца Иоанна, занял денег и уехал в Вырицу.

IV.

В Вырице, популярном дачном местечке недалеко от Петербурга, когда-то жил братец Иоанн — самарский крестьянин, который в возрасте 31 года решил посвятить свою жизнь Богу, надел на себя железные вериги и пошел странствовать по России. Какое-то время жил в Кронштадте у отца Иоанна Кронштадтского, потом был изгнан, бродяжничал в Петербурге, читал на улицах Евангелие, собирая вокруг себя толпы слушателей (Елена Загоскина добавляет: «Как Христос»). Его неоднократно арестовывали, избивали. Однажды даже заперли в сумасшедшем доме, где силой заставили снять вериги — но на популярность братца Иоанна это никак не влияло. Братец Иоанн умел своими молитвами лечить от пьянства.

Когда к власти пришли большевики, братец Иоанн, к тому времени много лет общавшийся со своими поклонниками тайно, получил возможность работать легально — создал сельскохозяйственную артель братцев-трезвенников, которая просуществовала до 1929 года, когда Иоанна Чурикова арестовали за антисоветскую агитацию и этапировали в Ярославль, где в местном политизоляторе он и умер. Братцы-трезвенники снова перешли на нелегальное положение, но продолжали, следуя заветам братца Иоанна, исцелять от пьянства всех, кто хотел исцелиться.

Когда Загоскиных называют сектантами, Елена Ивановна не обижается: «Братец Иоанн так говорил: называй хоть горшком, только в печку не ставь. А если поставишь в печку, я только звонче буду».

V.