Добро пожаловать в обезьянник

На дом к клиенту я всегда приезжаю на такси: безукоризненно одетый и выбритый, уверенный и всемогущий. Я держу себя так, словно втихомолку сколотил целое состояние на фондовой бирже, а теперь работаю исключительно на общественных началах, во имя высоких и благородных целей. Когда я вхожу в дом – в чистошерстяном костюме, с хрустящими папочками, в которых покоятся белоснежные сертификаты и анализы рынка, – то впечатление произвожу такое же, как священник или врач: я здесь главный, и все будет хорошо.

Обычно я имею дело со старушками – кроткими и беспомощными, которые благодаря железному здоровью унаследовали немалые богатства. Я листаю их ценные бумаги и рассказываю о наилучших способах распорядиться портфелем – он же «золотая жила», он же «сундук». Я умею не моргнув глазом рассуждать о десятках тысячах долларов и беззвучно разглядывать список бумаг общей стоимостью в сто тысяч, изредка протягивая задумчивое: «Мммм-хммм, так-так».

Поскольку собственного портфеля у меня нет, со стороны может показаться, будто я похож на голодного разносчика из кондитерской лавки. Но я не чувствовал себя таким разносчиком, покуда некий Герберт Фостер не попросил меня заняться его финансами.

Однажды вечером мне позвонили: мужчина представился Гербертом Фостером, сказал, что звонит по рекомендации знакомого, и попросил приехать. Я помылся, побрился, натер туфли, надел деловой костюм и торжественно прибыл к означенному дому на такси. Люди моего ремесла – впрочем, как и многие люди вообще – имеют неприятную привычку судить о благосостоянии человека по его дому, машине и костюму. По моим прикидкам, Герберт Фостер получал шесть тысяч в год, не больше. Поймите, я ничего не имею против людей несостоятельных – кроме того что денег на них не заработаешь. Я мысленно посетовал, что зря трачу время: очевидно, что акций у Фостера на несколько сот долларов, не больше. В лучшем случае на тысячу – но и тогда я не получу с него больше доллара-двух.

Тем не менее я уже прибыл на место: передо мной стоял хлипкий послевоенный домик с надстроенным чердаком. Фостеры наверняка воспользовались предложением местного мебельного магазина и купили комплект мебели для трех комнат за 199,99 доллара (включая пепельницу, ящик для сигар и картины). Черт, ну и влип я! Но раз уж приехал, почему бы не взглянуть на жалкие бумажонки этого Герберта…

– Какой у вас милый домик, мистер Фостер, – сказал я. – А эта красавица – ваша супруга?

Тощая и сварливая на вид дама одарила меня равнодушной улыбкой. На ней был выцветший халат с изображением лисьей охоты. Расцветка халата так вопиюще не сочеталась с обивкой кресла, что на фоне этого пестрого безобразия я с трудом различил черты ее лица.

– Рад знакомству, миссис Фостер, – сказал я.

Вокруг нее лежали ворохи дырявых носков и белья на починку. Герберт сказал, что ее зовут Альма, и, судя по всему, так оно и было.

– А вот и молодой наследник! – воскликнул я. – Умница и красавчик. Наверняка души не чает в папе, а?

Двухлетнее чадо вытерло липкие руки о мои штаны, хлюпнуло носом и потопало к пианино. Там оно уселось напротив верхнего регистра и стало барабанить по самой высокой ноте – минуту, две, три…

– Музыкальный ребенок… весь в отца! – сказала Альма.

– Вы тоже играете, мистер Фостер?

– Классику, – ответил Герберт.

Тут я смог хорошенько его рассмотреть. Он был легкого телосложения, с круглым веснушчатым лицом и крупными зубами – такие часто бывают у позеров и умников. Мне не верилось, что он мог по собственной воле жениться на такой дурнушке, да и впечатления любящего семьянина он не производил. Мне даже померещилось тихое отчаяние в его взгляде.

– Тебе разве не пора на собрание, дорогая? – спросил Герберт жену.

– Нет, его отменили в последний момент.

– Я пришел насчет вашего портфеля… – начал я.

Герберт изумленно на меня посмотрел.

– Простите?

– Ну, портфель… ценных бумаг.

– Ах да. Об этом лучше поговорим в спальне. Там тише.

Альма отложила штопку.

– Что еще за ценные бумаги?

– Государственные облигации, дорогая.

– Надеюсь, ты не надумал их обналичить?

– Нет, Альма, просто хочу уяснить некоторые моменты.

– Понимаю, – осторожно проговорил я. – Э-э… а о какой сумме идет речь – приблизительно?

– Триста пятьдесят долларов! – гордо ответила Альма.

– Что ж, в таком случае я не вижу необходимости обсуждать это в спальне. Мой вам совет – и я даю его бесплатно – сидеть на яйцах, покуда цыплята не вылупятся. Можно телефон? Я хочу вызвать такси…

– Прошу вас, – сказал Герберт, вставая на порог спальни, – мне нужно задать вам несколько вопросов.

– О чем? – спросила Альма.

– Да так… о долгосрочном планировании, – туманно ответил Герберт.

– Нам бы и краткосрочное не помешало: посчитай лучше, сколько денег мы потратим на продукты в следующем месяце!

– Прошу вас, – вновь обратился ко мне Герберт.

Я пожал плечами и прошел за ним в спальню. Он закрыл за нами дверь. Я присел на край кровати и стал смотреть, как он открывает небольшую дверцу в стене, за которой обнаружились голые трубы. Он просунул руку меж труб, крякнул и вытащил конверт.