— Никак нет, мой фюрер!
— Она практически не поглощает нейтроны и поэтому используется в ядерных реакторах для торможения этих частиц, а также в качестве теплоносителя. (Гитлер с удовольствием наблюдал за мимикой полковника, на лице которого легко читались восторг и неподдельное изумление.) Чтобы произвести наконец атомную бомбу и поставить на колени весь мир, Германии понадобится большое количество тяжёлой воды, а в оккупированных нами странах её практически нет. Зато полно в России, улавливаете мою мысль.
— Пока с трудом…
— По мнению наших учёных, тяжёлую воду в изобилии можно добывать вот здесь, — вождь ткнул пальцем в синее пятно на развёрнутой перед ним карте, и Штольце прочитал под ним: «Свитязь».
Естественно, это чужое название полковнику ни о чём не говорило…
До начала и в первые месяцы Великой Отечественной войны Любомльский пограничный отряд войск НКВД УССР нес службу по правому берегу реки Западный Буг. Его штаб дислоцировался в небольшом городке с умилительным названием Любомль. Этот населённый пункт давно облюбовали евреи. По одним данным, в 1940 году их было там 70 %, по другим — и вовсе свыше 90 % населения. Впрочем, к нашей истории эта статистика не имеет никакого отношения…
Командовал Любомльским отрядом подполковник Георгий Георгиевич Сурженко, заместителем начальника отряда по политчасти (а с введением института военных комиссаров — военкомом отряда) был старший батальонный комиссар Семен Яковлевич Логвинюк, заместителем начальника отряда по разведке — капитан Филипп Андреевич Ковалёв, начальником штаба — майор Виктор Андреевич Агеев.
8-й заставой командовал старший лейтенант Пётр Карпович Старовойтов. Он принял её совсем недавно — 5 июня, но уже знал здесь каждый кустик, каждую травинку.
«Гидом» по тамошней местности стал для него сержант Афанасий Третилов — потомственный казак из Ставрополья, служивший на хуторе Волчий Перевоз[3], вблизи которого стояла застава, уже третий год.
В субботу 21 июня он был свободен от несения службы и, предварительно согласовав свои намерения с начальством, отправился на рыбалку. Бугские сазаны, достигавшие порой более пуда веса, давно не давали ему покоя.
В разговорах между собой пограничники шутили: «Здесь рыба не плавает, она летает!»
И вправду. Не успел Афанасий расположиться на своём коронном месте под разлогой ивой, нависающей над быстриной одного из поворотов, как услышал громкий всплеск воды.
Это гигантская рыбина взвилась вверх на добрый метр и с шумом хлюпнулась обратно в реку.
Сержант размотал самодельную удочку и забросил поплавок чуть ниже того места.
Спустя секунду всплеск повторился. Только уже левее. Зато длился он гораздо дольше.
Третилов повернул голову на звук и увидел рослого парня лет двадцати пяти. Тот вышел на берег и принялся надевать форму красноармейца, которая ранее находилась то ли в непромокаемом пакете, то ли в каком-то тайнике на советском берегу.
Афанасий навёл на незнакомца ствол и уже собирался крикнуть: «Стоять на месте!», когда из воды появился следующий атлет. За ним — третий. Спустя мгновение к ним присоединились ещё двое. Итого — пятеро, а у его винтовки всего пять патронов!
Да и как стрелять?
Вдруг это свои, русские? Разведчики, диверсанты, мало ли кто?
Не снимая пальца со спускового крючка, Третилов начал пятиться в сторону видневшейся на горизонте казармы. Как вдруг… Что-то острое ударило в бок, и дикая боль в мгновение пронзила тело.
— А-а! — отчаянным усилием воли сумев оторвать крепкую руку, пытавшуюся затиснуть ему рот, закричал пограничник и нажал на спуск.
Красноармеец Капустин шибко уважал своего старшего товарища Афанасия Третилова. В тот день Степан был в наряде и шёл против течения реки Буг на несколько шагов впереди двух пограничников. Когда он услышал крик, ринулся вперед и сразу заметил какого-то бойца, бросившегося прочь от истекавшего кровью сержанта.
Молодого солдата словно переклинило.
Он не стал, как учили, подавать команду голосом: мол, стой, стрелять буду, просто навёл свою трёхлинейку на мелькавшую впереди широкую спину и, не медля, выстрелил.
Убийца его друга упал лицом вниз.
Степан дождался товарищей по наряду и, определив их в боевое охранение, перевернул «труп» врага на спину. И вдруг тот шевельнулся, закашлялся и сплюнул кровью.
Оказывается, жив, курилка!
Капустин в мгновение вспомнил все наставления командиров и в первую очередь принялся внимательно изучать воротник незнакомца: если это диверсант, в чём он уже не сомневался, там должна быть капсула с ядом! Вскоре его рука и вправду что-то нащупала.
Солдат выхватил из рук шпиона окровавленный нож, надпорол им воротник и, вырвав с «мясом» клок материи, положил себе в карман.