– И как вы это делали? – спрашивает Эну.
– Стоя.
– Так ты не первый у нее что ли?
– Не знаю. Вроде бы.
– Круто.
– Могу одолжить пневмоколесо, – предлагает Адио. – Думаю, она теперь с любым поедет. – Он закуривает синтетическую сигарету. По темной улице идет едва различимый силуэт. – Вон еще телка! – оживляется Адио. – Покатать бы ее тоже!
– Ну да, – соглашается Эну. Адио смеется и говорит, что Айна – сестра Мейкны и что ей всего десять лет.
– Здесь темно и ничего не видно, – говорит Эну, чувствуя смущение, но Адио уже забыл о шутке и снова говорит о прелестях Мейкны.
– Жалко только, грудь у нее совсем маленькая! – сокрушается он. – Нужно подождать. Потом, думаю, интересней будет.
– Мне и сейчас интересно, – признается Эну и рассказывает, чтобы не ударить в грязь лицом, пикантные подробности некоторых сантерий в доме бабки Мамбо.
– Смотри, но не участвуй, – говорит старуха.
Она редко моется, и от нее пахнет козлом, хотя после того, как построили стену, людей к ней ходит намного больше, сантерии длятся дольше.
– Лучше бы у меня было пневмоколесо, – говорит Эну, а в это самое время Адио попадает в аварию на своем пневмоколесе и его везут в больницу. В этот самый момент жизнь встает с ног на голову, потому что Адио клянется, что сбил живого мертвеца.
– Художник был прав, – говорит он. – Мертвец действительно кибер, а не сила вуду.
– Я тебе не верю, – Эну вспоминает свою бабку.
– Сходи и посмотри сам, – говорит Адио.
Но мертвеца нет. Кто-то уже прибрался после аварии. Осталась лишь электронная кисть руки, которую Эну находит в придорожной канаве, но этого достаточно, чтобы поверить другу.
Глава шестнадцатая
Дюваль смотрит на механическую руку и отказывается верить, называя это случайностью. Говорит Эну, что у него бабка – местный бокор, поэтому он просто обязан верить в вуду. Адио не слушает его. У него сломана нога, и он просит Дюваля изучить внутренний город.
– Это еще зачем? – смеется Дюваль.
– Родственники говорят, что живые мертвецы есть и у вас.
– Просто вуду.
– Я хочу, чтобы ты выследил одного из них и убил. Если в нашей части города мертвецы – подделка, то и у вас они, скорее всего, такие же.
– Можно будет поговорить с художником, – предлагает Эну. – Он ведь знал об этом всегда.
– Можно, – соглашается Адио и просит Дюваля встретиться с художником. – А то у меня нога сломана, а Эну во внутренний город не пустят.
– И про небо спросить можно, – оживляется Эну.
– Точно, – Адио хмурится. – Ведь если он не врал про кибермертвецов, то значит, и апокалипсис, о котором он говорил, правда.
– Вы спятили! – смеется Дюваль.
– Если боишься сам, то сделай вызов для Эну.
– Это глупо.
– Так и скажи, что испугался, – Адио сверлит его взглядом.
Дюваль обещает, что сделает все, что сможет, но не делает ничего. Лишь две недели спустя он появляется во внешнем городе и приносит пакет легких синтетических наркотиков.
– Это лучше, чем гоняться за мертвецами! – говорит он, заверяя Адио и Эну, что может достать больше, потому что его отец теперь работает в охране.
– Это хорошо, но с художником ты все равно поговори, – бормочет Адио…
Воспоминания вздрагивают, искажаются, одурманенные синтетическим наркотиком. Лица девушек, которых привел с собой Дюваль, вытягиваются, становятся смешными. Мысли дрожат, мечутся в сознании. Одна из девушек учится с Эну в одном классе. Ее зовут София, и она не скрывает, что Эну ей нравится. После приема синтетических наркотиков, принесенных Дювалем, вообще сложно что-то скрывать. Бирс знает об этом, потому что Эну чувствует, что не может держать в себе мысли и фантазии, страхи и сомнения.
– Не знаю насчет кибермертвецов, но вот сны об апокалипсисе я тоже иногда вижу, – говорит София, после того как Эну показывает ей механическую руку, которую нашел после аварии Адио.
– Дюваль говорит, что это нас всех художник с ума свел. Он учился с нами раньше в одном классе. Помнишь? Его еще потом выгнали за рисунки о кибермертвецах.
– Смутно, – София улыбается, подвигается ближе к Эну и говорит, что тоже когда-то пыталась рисовать. – Многие считали, что у меня был талант.
– Покажешь?
– Я выбросила все рисунки.
– Зачем?
– Не знаю. Наверное, депрессия была. А сны… это всего лишь сны… – Она показывает шрамы на запястьях. – Никому ведь это не надо, верно?
– Ну да, – говорит Эну.
Неловкая пауза затягивается, и он зачем-то начинает рассказывать о своей бабке и ритуалах вуду, экстатической пляске, ночных сантериях, за которыми ему разрешают наблюдать, но в которых не разрешают участвовать. София хмурится, спрашивает о сестре.
– Она ведь старше тебя…
– Она не будет принимать в этом участия, по крайней мере, ночью.
– Я тоже думала, что не буду… – она улыбается и закуривает синтетическую сигарету. – Хотя в принципе сама виновата. Интересно было. Думала, что после на меня снизойдет благодать. – На ее губах улыбка, но взгляд отрешенный, отсутствующий.
Эну видит, как Дюваль подсаживается ближе, слушает, как София рассказывает о ночной вудуистической оргии на окраине города.
– И никакой благодати, – заканчивает она, смолкает.