Добро Пожаловать В Ад

Сидеть в них и вовсе казалось невозможным, не то что — случись чрезвычайщина — перемахнуть через борт и занимать оборону.

Пока Черемушкин отдавал последние распоряжения, водитель опустил боковое стекло, перекинул через него бронежилет.

— Это зачем? — усаживаясь в кабину, спросил лейтенант.

Солдатик посмотрел на него так, будто ничего глупее в жизни не слышал:

— Снайпера! Двоих водил уже сняли…

«А почему бы и нет?», — подумал Черемушкин и завесил свое окно таким же макаром…

* * *

… Мимо поплыли частные дома, сельчане, спешившие по своим делам. Проехав мимо строения с выбитыми, обтянутыми полиэтиленовой пленкой, витринами, с кривой надписью: «Магазин», они пересекли границу, разделившую поселок на два национальных лагеря. Правда, Юра представлял ее несколько иначе: в виде конкретно очерченной черты, пограничного полосатого столба или даже окутанного колючей проволокой заслона. И никак не пирамидальным тополем с набитой к толстому стволу фанеркой, изображающей осетинский флаг.

Кавалькада выехала на черменский круг — дорожную разверстку республиканской трассы «Ростов- Баку» и менее значимой, направлением на Моздок.

Все четыре направления наглухо перекрыты шлагбаумами, посреди дороги разложены бетонные блоки. Водители невольно сбросили скорость и проползали опасный участок, выписывая затейливые пируэты.

Из укрытий вышли милиционеры, обязанные досконально досматривать транспорт и пассажиров…

Перед шлагбаумом с указателем на Назрань колонна застопорилась.

Юра высунулся из-за трепещущегося на прохладном ветру брезента. От головного бронетранспортера отходил бородатый милиционер с калашниковым на груди; не торопясь, отвел полосатую стрелу к обочине.

… Они ехали дальше по трассе, вдоль которой росли потерявшие листву пирамидальные тополя. Слева виднелись черепичные крыши какого-то поселка, справа простиралось огромное поле с редкими оазисами густого кустарника.

Смолкли разговоры. Посматривая на мелькающие в поле кусты, Юра подумал: «А ведь в этих зарослях может быть засада?»

И может быть в этот самый момент, неприятельский гранатометчик ловил в прорезь прицела их грузовик. Достаточно легкого прикосновения к спуску, чтобы Урал подпрыгнул зайцем и вознесся над асфальтом в обжигающем куполе разрыва…

Закурив, он посмотрел на Володьку, потом на сидевшего напротив Коновалова — не заметили ли его страхов? Но и они выглядели не столь уверенно, как сегодняшним утром…

Свернув с шоссейного полотна на грунтовку, грузовик затрясся на колдобинах…

* * *

И хотя о маршруте движения знали лишь избранные, и утечка информации вроде бы исключалась, за Назранью их уже поджидали.

Путь преградила толпа в добрых две сотни человек. Завидев приближающиеся армейские грузовики, она закипела гневными выкриками и двинулась навстречу.

— Твою мать! — не сдержал досады комбат и вгорячах стукнул кулаком по колену.

Объехать толпу невозможно. Если броневики еще и сползут по крутой насыпи на поле, а потом и заново преодолеют отлогий подъем, Уралам, перевозящим личный состав, подобные кульбиты повторить не удастся. Да и рискованно…

Вдобавок, перед зеленой мордой бронетранспортера выросла цепочка детворы — мал мала меньше, сопливых, в неопрятной одежке. Подражая взрослым, они тоже что-то выкрикивали и воинственно вскидывали над головенками сжатые кулачки.

… В воздухе пролетел камень, треснулся в лобовое стекло, не причинив вреда, скатился на броню. Механик испуганно переглянулся с комбатом и полез опускать бронированные щитки.

А толпа волновалась, кипела истеричными возгласами:

— Оккупанты!

— Вон!

— Вам здесь не пройти!..

— Аллаху Акбар!!!

Камни затарабанили по стальному корпусу, в триплексы виднелись совсем близкие разъяренные лица.

— Убирайтесь! — визжала молодая женщина в слетевшем на затылок платке.

— Изверги! — потрясал клюкой старик в бараньей папахе.

Майор растерялся, не ведая, что предпринять. Стоять нельзя. Толпа почувствует свое моральное преимущество и их бессилие, и кончится как неделю назад в Хасавюрте, когда также вот разоружили и взяли в заложники полтора десятка ребят из внутренних войск. Однако, и давить взбунтовавшихся людей — мирное, по сути, население — он права не имел.

Нерешительность военных утверждала толпу в своей агрессивной правоте.

К откидному борту Урала подбежала ингушка в черном платке, из-под которого выбилась седеющая прядь волос и, обливая сжавшихся солдат испепеляющим взглядом, возбужденно закричала:

— Дальше дороги вам не будет! Под колеса ляжем, а не пропустим. Не уйдете добром — разоружим. Убирайтесь!

Не потерявший чувства юмора Кошкин хамски ухмыльнулся в ее вытаращенные гляделки и показал средний палец.

Бабенка захлебнулась, завертела платком, призывая свидетелей и, в сердцах плюнув в Володьку, запустила непонятным предметом. Предмет пролетел мимо и разбился вдребезги о стальной болт, оказавшись обыкновенной бутылкой.

— Ты ж… стерва! — яростно выпалил Максимов и вскинул автомат. На испуг.

Отпрянув, ингушка заверещала и растворилась в волнующейся толпе. Из всей ее мало понятной без переводчика тирады, Юра уловил одно: «Каратели!»