Ему подчинились, и женщину переложили в машину. Ополченец вскользь оглядел ее раны, стащил с приклада жгут и охотничьим ножом перерезал пополам. Обрезками крепко перетянул ноги выше колен.
Спрыгнув на асфальт, поднял борт, набросил на крючья цепь.
— Поедешь с ними, — приказным тоном сказал он Якушеву.
Тот подчинился и полез в кабину.
Городская больница была в пятнадцати минутах езды. Подрулив к крыльцу, шофер выключил двигатель и посмотрел на Якушева.
— Ищи санитаров. Пусть забирают трупы.
Он вошел в дверь, где висела табличка «Приемный покой». На расставленных вдоль стен стульях сидели четверо пациентов.
— Я убитых привез, — обращаясь сразу ко всем, сказал Якушев. — Не знаете, куда…
— С торца вход в морг, — ответил ему рыжебородый мужчина, чья левая рука покоилась на перевязи.
Еще у входа он почувствовал специфический запах разложения. Якушев достал носовой платок, закрыл им нос и спустился в подвальное помещение. Внизу зловоние усиливалось, платок уже не помогал.
Он попал в отделанную кафелем каморку, где стояли у стены носилки с расплывшимся на матерчатом ложе пятном. Тошнота подкатила к горлу.
— Чего тебе? — вышел из закутка санитар, который с запахом, видимо, уже свыкся.
Он, как ни в чем не бывало, дымил папиросой, с усмешкой глядя на бледного лицом Якушева.
— Я трупы доставил.
— Ну так тащи их сюда. Думаешь, они мне нужны? Все завалено жмуриками, девать некуда. Света нет, холодильники не работают…
— У меня еще раненая, надо к врачам… Не заберете, выгружу прямо перед крыльцом.
Угроза, как ни странно, возымела успех. Санитар заглянул в закуток, позвал напарника, а Якушев вылетел на воздух, зашел за угол и, держась за стену, опорожнил желудок.
Сплюнув горькую слюну, обтер платком рот, скомкал в карман.
Водитель возился в кузове.
— Бабка живая? — подойдя, спросил репортер.
— Живая… Только ног-то у нее, вроде, тю-тю…
Они спустили ее на землю. Женщина охала, тупо смотрела мимо.
— Старая! — затряс ее за плечо шофер. — Слышишь меня? Держись за шею. Крепче!..
Посадив бабку на руки, понесли в приемный покой.
В коридоре врач в несвежем халате и накрахмаленной шапочке осматривал ожидающих приема раненых.
— В операционную! — ему хватило беглого взгляда.
Старуху положили на хирургический стол, из-за ширмы выпорхнула медсестра, легкими касаниями ощупала раздробленные колени, ослабила правый жгут. Алая струйка обрызгала ей халат.
Промокнув рану тампоном, сестра бросила его в обычное эмалированное ведро, до верха забитое окровавленными бинтами и марлечками.
У Якушева откровенно подгибались ноги, когда он отходил от стола.
— Выйдите! — рявкнул на него хирург, держа за кисть пациентку. — Немедленно.
Он ушел на крыльцо, сел на холодный бортик парапета. Через двор к подвалу уходили санитары с носилками, с которых свешивалась рука. Водитель уселся за баранку и посигналил.
— Езжай! — махнул ему Якушев.
Он еще долго сидел на крыльце, стирая с ладоней засохшую чужую кровь…
Карима завели в процедурную, усадив на кушетку. Он с недовольством на лице отстранился от Руслана, помогавшего сесть поудобнее, буркнул:
— Чего ты меня лапаешь, как девицу? Сам, что ль, беспомощный?..
В коридоре Руслан поймал за рукав Мусу, позвал на выход.
— Ты про русского забыл? Давай приведем.
Муса вложил ему в руку ключи.
— Я к нему больше не коснусь. Хватит с меня того, что привез сюда.
Спорить Руслан не стал. Сойдя к припаркованной к крыльцу машине, отпер багажник. Пленный скорчился внутри и не шевелился.
— Вылазь, — Руслан потряс его за плечо. — Слышишь?
Из багажника напахнуло мутяще сладковатым. Дорогой раненого растрясло, рана открылась, и под него натекла лужа крови. Вытаскивать его самому было не по силам.
Руслан позвал сидевшего на парапете мужчину, вдвоем они с трудом извлекли Васнецова из багажника. Он был без сознания, висел на руках, подбородок безвольно упирался в грудь. Берцы его бороздили по асфальту, задевали тупыми носами о выщербленные ступени.
В проходе расступились, давая внести его в приемный покой. Стуча каблучками, вбежала медсестра. Взяв за кисть, нашла пульс, сосредоточенно сверилась с секундной стрелкой наручных часов. Потемнев и без того смуглым лицом, полезла в стеклянный шкафчик, загремела склянками.
Она вытащила коробочку ампул и никелированный ящичек с инструментами. Подняв блестящую крышку, вынула обычный шприц, ловким движением снесла запаянную головку ампулы, закачала в него бесцветную жидкость. Засучив Васнецову рукав, мазнула наспиртованной ваткой по плечу и вонзила иглу под кожу.
Неспешно вышел хирург; не тот, уже в возрасте, которому Якушев сдал обезножившую старушку. Ему был года двадцать четыре, в очках с круглыми стеклами, чем напоминал студента.
— Ранение в живот, Турпал Шамильевич, — откладывая использованный шприц, сказала сестра.
— Вижу. Что у нас там? — он взял со стола медицинские ножнички и взрезал слой заскорузлых бинтов. — Так…
Осмотрев рану, он задумчиво потрогал острый нос:
— На операционный стол.