Добро Пожаловать В Ад

Нескладный Клыков ухватился за облепленную штаниной ногу, старшина взялся в левую и, волоча по грунту — пиджак мокрой тряпкой задрался, оголив белый живот и спину — перетащили на обочину.

— Туда ему и дорога! — пыхтел Клыков.

Перевалив бездвижного мужчину на бок, он примерился и с силой зарядил пинком в поясницу, отпечатав на коже ребристый след подошвы. Тело, разбрасывая руки, скатилось в поросшую жухлой травой придорожную канаву.

— И машину… туда же! — приказал комбат.

Отворив пассажирскую дверь, он уперся в стойку. С другой стороны на помощь подбежал Черемушкин. Они с трудом скатили ее на обочину.

— Ехать надо! — Черемушкин облизнул сухие губы. — Вдруг кто видел?

— Плевать! — прохрипел, туша окурок, майор. — По машинам!

Заговорчески подмигнув Черемушкину, прыжком заскочил на колесо бронетранспортера.

* * *

… Бронетранспортер затормозил, дернулся корпусом, прервав полусонные видения Турбина. Сорвавшись с сиденья, Кошкин прилип к триплексу, выглядывая наружу.

— Уже приехали?

— Похоже на то…

Глава десятая

Цветов и духового оркестра при въезде в Петропавловскую комбат не ждал, как не ждал и толпы встречающих с румяным караваем и солонкой на вышитом рушнике…

Присматриваясь к десяткам светящихся в ночной темноте огней, непроизвольно вздрогнул, когда буквально в десяти шагах от бронемашины воздух вдруг прошили красные нити трассеров.

— Тормози! — воскликнул он: — Что за чертовщина?

Впереди, скрытый ночью, кто-то орал и дергал затвором:

— Пароль! Стрелять буду!.. Пароль!

«Свои, — успокоился комбат. — Чечены пароль бы не спрашивали…»

Приподнявшись, он откинул люк, но наверх, под пули перетрусившего часового, не полез, и, оставаясь под защитой брони, выкрикнул в отдушину:

— Свои, мать твою!.. Свои!

Переполошившийся караульный никак не брал в толк, откуда во враждебном краю, да еще ночью, которая, как известно, самое время для рыскавших в округе боевиков, могли оказаться свои, и продолжал драть глотку:

— Назад! Стрелять буду! Пароль!

Комбат матерно выругался и сокрушенно подумал:

«Боже, какой идиот! Такой вояка страшнее танка, настолько же предсказуем, как обезьяна с гранатой».

— Нарожают же… — проворчал вслух и снова крикнул в открытый люк. — Командира зови, живо!

А командир уже сам спешил на выстрелы. Из темноты, где орал часовой, выплыла неясная фигура, и другой голос — ниже и спокойнее — запросил:

— Слышь, кто там?

— Да свои… говорю же! — обрадовано отозвался майор и выбрался на броню. — Я командир мотострелкового батальона. Прибыл, что называется, для выполнения поставленной задачи… Хорошо же встречаете, славяне!

— Командир батареи старший лейтенант Васнецов, — в свете фар предстал крепкий малый в бушлате и шапке без кокарды, и крепость эту комбат испытал в рукопожатии. — А что касается встречи, так кто ж знал, свои вы иль чужие? По рации запрашиваем — тишина. Ждать, никого не ждем. А у вас даже бортовые номера замазаны…

— Закрасишь, когда прикажут. А со связью ты прав… На прежней волне до сих пор работаем.

Колонна уже расслабилась, захлопала дверями, ожила голосами и смехом. Уставшие солдаты спрыгивали из грузовиков, разминаясь.

— Пошли ко мне, — предложил Васнецов и повел гостя в поле наискось от дороги.

Диковинными шатрами выплывали из темноты ряды палаток, сразу за ними, на молочной пороше поля, темнели контуры тягачей с прицепленными орудиями.

Васнецов поднялся по приставленной лесенке в кунг ЗИЛа, потянул дверь. Яркий свет, хлынувший из будки, на мгновение ослепил комбата.

— А ты неплохо пристроился, — позавидовал он.

На жестяном поддоне шаяла, обдавая теплом, буржуйка, около нее сохла поленница дров. Возле занавешенного окошка приспособлена лежанка, застланная шинелью. Стол с оперативной картой. На вмонтированной в стену полке, рядом с открытой банкой тушенки, парился в стакане чай.

— Так жить можно…

— Ничего, — согласился старший лейтенант и, прихватив тряпкой створку, подбросил в огонь полено.

Он был совсем не богатырского роста, каким показался в темноте, но плотный сложением. Широкое, по-мальчишески круглое лицо с приплюснутым носом. Серые глаза приветливо смотрели на майора из- под густых пшеничных бровей.

— Давно ты здесь? — спросил комбат, принимая от Васнецова кружку с чаем.

— Пятые сутки пошли.

— И как?..

— Пока не на что жаловаться

Майор отхлебнул кипятка, и, обжигая пальцы, поспешно отставил кружку.

— А местные?.. Ладишь с ними?

— Соседствуем. — Пожал плечами Васнецов. — Населения в станице меньше половины осталось. Из чеченов, как прочуяли, что дело пахнет жареным, многие ушли. А русским деваться особо некуда…

— Но не тревожат?

— Боевики-то?.. В станице их нет, в Грозный подались. А вот оттуда ночами наведываются. Ходьбы, по-доброму, минут сорок… Иногда постреливают.

— Значит, живешь, как на пороховой бочке? Не зная, когда рванет…

— Ага… — согласился Васнецов. — Мне вот что интересно. Что в России обо всем этом говорят? Тут ведь, как на необитаемом острове Даже газет не привозят.