Добро Пожаловать В Ад

Он и правда верил, что на Кавказе их ждет относительно мирная миссия. По крайней мере, так писал в письмах сокурсник по Омскому командному училищу, которого распределение забросило в Ингушетию.

«Сопровождаем беженцев, выставляем посты на электроподстанцию в Назрани. А так, больше охраняем сами себя, чтобы, не дай Бог, абреки не выкрали…»

— Чего ерундистикой маяться?! — скривил кислую мину Максимов, устраиваясь по удобнее.

И, ища поддержку, оглядел сослуживцев.

Черемушкин только входил в контакт со взводом, внушая, что он — командир, и его приказы выполняются без рассуждений. Еще в полку, полистав личное дело старшины и узнав, что он собой представляет, он понял, что сладить будет непросто и стычки не миновать. Но не рассчитывал, что произойдет это так скоро…

Лейтенант напряженно чувствовал — взвод следит за его реакцией. Смолчать и сделать вид, что ничего экстраординарного не произошло, — и авторитет обрушится подобно развалюхе под ковшом бульдозера. Наорать, применить власть — уважения не прибавится.

Он поднялся и слегка хлопнул по одеялу, укрывавшему ноги Максимова.

— Выйдем?

Не оглядываясь, пошел к тамбуру, зная, что вконец оборзевший «дедок» притащится следом.

Максимов — руки в брюки — ввалился в тамбур и нахально ухмыльнулся.

— Ну, че?

Забыв о педагогике, Черемушкин сгреб его за грудки и хорошенько встряхнул:

— Слушай, ты! Ты будешь делать то, что я говорю, и так, как я говорю! Усвоил?!

Закусив губу, старшина вырвался из объятий и оттолкнул взводного.

— Да пошел ты!..

Он никогда не слыл драчуном, лейтенант Черемушкин, но любому терпению, каким бы прочным оно ни было, порой приходит конец. Пороховой заряд рванул в черепной коробке, затуманив сознание. Когда густой дым, застивший глаза, развеялся, он обнаружил себя на полу, давившим коленом горло старшины. Тот беспомощно барахтался, силясь освободиться от удушья.

— Ты угомонился?! — свистящим голосом спросил Черемушкин.

— В-все… все… — прохрипел Максимов, сдаваясь.

Черемушкин слез с него, поправил выбившуюся из брюк камуфляжную куртку. Смахнув с себя пыль, старшина тихо, но отчетливо процедил:

— Твоя взяла, лейтенант. Только учти: там, куда мы едем, иногда стреляют. Как бы не списали на боевые потери…

— Вали! — Черемушкин толкнул его к двери. — Поживем, увидим.

* * *

Утром 20 декабря поезд, сбавляя скорость, втянулся в предместья незнакомого города. Замелькали в отдалении жилые микрорайоны, которые тут же сменила унылая картина, присущая любому крупному железнодорожному узлу. Потянулись километры товарных вагонов, угольные насыпи и краны на платформах, сброшенные под откос и отслужившие свое шпалы и ржавеющие парные колеса…

Впереди завиднелось строение, напоминающее вокзал.

— Вокзал! — прилипнув к окну, сказал Коновалов. — Точно…

— А где мы?

— Да кто его знает…

— Вокзал, — выйдя в тамбур, где толпились в синеватом дыму курильщики, сообщил Юра.

— А то мы не видим? — буркнул Максимов, пытаясь рассмотреть сквозь разводы на стекле название станции.

Там, далеко справа, еле просматривался угол высотного строения и перрон с мельтешащими фигурками.

— Самара! — прочитав, наконец, надпись на фронтоне, авторитетно заявил Максимов. — Стал быть, недолго осталось…

Заскрежетав колесами, состав остановился.

…Вагон потряс несильный удар. Подкравшийся сзади толкач, зацепил его и потянул на запасные пути.

* * *

Прозябание в тупике не входило в планы капитана Меньшова, который в душе считал, что в связи с известными событиями на Кавказе их обязаны мчать туда с курьерской скоростью, и никак уж не бросить на станции в отстойник.

— Странно, — пробормотал он, выглядывая в окно. И спросил лейтенантов, словно они были информированы лучше его:

— С чего бы это?

Щуплый Баранов всем своим видом показывал, что удивлен не меньше. Черемушкин, на ком задержал раздосадованный взгляд ротный, покраснел, словно в незапланированном простое крылась его вина.

— Черт знает что!

Меньшов надел бушлат и шапку и полез в проход.

— Пойду, узнаю, в чем дело.

Взяв у проводниц ключ, он отомкнул дверь и спрыгнул на насыпь.

«Ох, и дыра…» — озираясь, подумал он.

Слева от него вплотную примыкали к путям приземистые кирпичные ангары. Возле платформы, загруженной щебнем, возились рабочие в оранжевых жилетах поверх телогреек, стучали кувалдой по стальному колесу. Звонкое эхо, сопровождавшее удары, разлеталось по занесенным снегом крышам…

От вокзала к вагону шли двое, железнодорожник и военный.

Капитан в длиннополой шинели и куцей шапке, козырнув, уточнил:

— Вы старший подразделения?

— Я, — ответил Меньшов, оглядывая визитеров. — Вы кто будете?

— Комендант вокзала, — капитан протянул удостоверение личности.

Бегло просмотрев документ, Меньшов кивнул.

— Все верно… Надолго мы здесь?

— Часов на восемь, — ответил железнодорожник и простужено закашлялся. — Сейчас… кхе-кхе… идет переформировка. Дальше пойдете с другим составом. Имейте в виду, ориентировочно в 18 часов по Москве трогаемся.

Меньшов задрал рукав и сверился с часами.

— Вы солдат не выпускайте, — посоветовал комендант. — Потом не досчитаетесь. И часовых выставить не забудьте.