Я отвозил в госпиталь лейтенанта Еремина, полностью покрытого кровавыми бинтами. Он был ранен в обе ноги, обе руки, голову и грудь. Его уши и глаза были полны запекшийся кровью.
Возвращаясь в полк, я всегда ложился спать напившись, поэтому почти никогда не запоминал снов. Надо было уйти от накопившихся эмоций и хоть немного отдохнуть. Человек всегда остается самим собой. Мне было очень тяжело и это ощущение длилось бесконечно.
Сначала притуплялись сильные ощущения прошедшего боя, потом более слабые и существование опять начинало казаться прочным. Никто не хотел признавать, что чеченская война бессмысленна. Политики с серьезным видом дергали за ниточки, которые уже оторвались от своих марионеток.
Меня поражает, как мало смертей я могу припомнить. Мне не хочется их вспоминать. Естественная реакция на смерть – вычеркнуть ее из сознания.
24
Рота готовилась к предстоящей операции.
Рано утром, еще до восхода солнца, был взорван фугас на подъезде к блок-посту. Никто не пострадал.
Все ждали приезда кого-то из командования, суетились и нервничали. Иногда, как отдаленный гром, доносились звуки выстрелов – это артиллерия вела беспокоящий огонь по позициям боевиков.
Большую часть времени солдаты проводили, сидя на солнце. Есть, спать, писать письма – других дел у них не было. Полный отдых.
Всю первую половину дня меня мучил понос, болела спина и кололо в паху. Я не мог понять, почему организм подвел меня.
Из соседней палатки доносились пьяные крики и я двинулся туда «полечиться». Войдя внутрь, я увидел развалившегося поперек кровати подполковника со стаканом в руке, женщину, пьющую с ним, двух майоров. Я никого из них не знал и лишь чувствовал, что оказался в тупике.
- Что-нибудь найдется выпить? – спросил я.
- Есть немного.
- Давай, что есть.
Чтобы опьянеть и забыть о происходящем вокруг, мне приходилось пить больше, чем прежде.
- Как у вас дела? – спросил майор.
- Хуже быть не может. Завтра опять на операцию.
- Никакого отдыха?
- В этом-то и дело.
Глухо звякнули алюминиевые кружки. Я выпил, будто сделал глубокую затяжку сигаретным дымом и почувствовал, как медленно разливалось по всему телу тепло. Я ел, мучаясь от жары. На стол иногда падали капли пота с лица.
Гнетущее настроение не прошло и после выпитого, однако что-то все же изменилось. В голове шумело и способность мыслить исчезла. Я сидел неподвижно, не различая путающиеся мысли. Я не хотел слушать ничьи сумасшедшие бредни. Меня охватило непреодолимое желание ударить майора. Но благоразумие не позволило этого, и я сдержал свою злость.
Я закурил. Во рту было противно, сигарета казалась отвратительной.
- Завтра двадцатое, - сказал я. – Мне осталось десять дней.
- Да, - ответил майор и оглянулся через плечо. Может быть, сплюнул незаметно для меня.
Когда я вышел наружу из палатки, воздух показался мне прохладным и свежим. Я сделал несколько глубоких вдохов.
Я забыл взять свои сигареты, поэтому мне пришлось «стрельнуть» одну у сидящего рядом бойца. Закурив, я молча смотрел в землю.
Не помню, как я оказался в своей палатке.
Я хотел подняться на ноги, но не мог, хотел шевельнуться – не мог, хотел крикнуть – и тоже не мог. Я словно утратил все чувства и ничего не видел, ничего не слышал, ничего не ощущал. Подняв руку и дотронувшись до своего лица, я испугался. Казалось, что мое лицо трогали чьи-то чужие руки. Я рванулся, вскочил на ноги и тут же упал. Началась сильная рвота. Возникли приступы боли и меня охватило отчаяние. Напряжение от борьбы с собственными страхами было слишком велико – по мне текли струйки пота. Мысли путались у меня в голове.
Я опасался за свой разум, мое сознание затуманилось. Всегда проще и вернее придерживаться какой-нибудь навязчивой идеи.
Чем беспощаднее война, тем она в действительности оказывается гуманнее.
Я вспоминал многое, о чем было неприятно и тяжело вспоминать.
Боевые действия погружали солдат в уныние и растерянность. Ребята называли Россию «землей», как будто Чечня находилась где-то в космосе, как будто она настолько нереальна, что можно ставить жизнь с ног на голову и действовать как угодно, лишь бы выжить. Солдаты начинали говорить вслух о том, о чем каждый из них думал про себя. О том, чтобы стереть Чечню с земли. Хорошим чеченцем мог быть только мертвый чеченец. Врагом был любой человек, который не имел отношения к федеральным войскам.
Где-то в будущем была победа – наша главная цель. Казалось, что и все мои проблемы решатся сразу же, как только закончится война. Но чем ближе мы приближались к миру, тем более упорное сопротивление встречали.