Добро пожаловать в ад

В первый раз Энди Дорэна арестовали спустя всего девять месяцев после выпускного вечера. Случилось это в Кливленде. Дорэн, недавний выпускник школы Джона Маршалла, загремел в каталажку за то, что вломился в какой-то дом на Шейкер Найтс и вынес оттуда пару телевизоров с колонками. И успел даже проехать с награбленным целые три мили — прежде чем его остановили за превышение скорости. А дальше чистое невезение: остановившего его копа заинтересовала груда подержанной электроники, громоздившаяся на заднем сиденье машины Дорэна.

На этот раз Дорэну повезло — поскольку до сих пор за ним не числилось ничего криминального, он отделался условным сроком. Два года после этого о нем ничего не было слышно — до того как он завербовался в армию. Там он продержался четыре года, даже получил несколько благодарностей в приказах, в которых неоднократно отмечалась его прекрасная физическая подготовка, а также меткость стрельбы, которую Дорэн продемонстрировал в условиях сложной боевой пехотной и воздушно-десантной подготовки и в весьма специфических условиях боя в населенном пункте. Однако все эти благодарности отнюдь не означали, что его армейская служба была безоблачной. Напротив, его личное дело с каждым годом все больше распухало от записей о дисциплинарных взысканиях — и так до того самого дня, когда он вновь оказался за решеткой, уже во второй раз. Во время расследования, проведенного военной полицией, выяснилось, что Дорэн вместе с парочкой каких-то своих дружков из Форт Брэгг воровали и продавали военное оборудование — приборы ночного видения, винтовки и гранаты — как с помощью местных мелких торговцев оружием, так и через Интернет. Для начала Дорэна с позором выгнали из армии, но это было только прелюдией к тому, что последовало потом. Теперь с ним уже не церемонились — и Дорэн загремел в тюрьму, на этот раз на два года.

Он справился с этим — во всяком случае, насколько это возможно для такого нескладехи — и вернулся домой. Полгода спустя, после того как Дорэн переступил порог родного дома, его мать умерла, оставив сыну в наследство весьма скромную сумму, зато внушительную закладную, проценты по которой ему предстояло платить. Естественно, очень скоро Дорэн пропустил несколько платежей и вынужден был съехать, после чего какое-то время о нем не было ни слуху ни духу. Где он пропадал все это время, неизвестно. Восемнадцать месяцев спустя он внезапно объявился в Женеве-на-Озерах, где его арестовали за пьяную драку в баре, как значилось в протоколе, за «физическое насилие и оскорбление действием». Сам Дорэн отделался довольно легко, всего лишь несколькими царапинами и ссадинами, главным образом, на руках, но это отнюдь не помешало ему вполне успешно орудовать кулаками — во всяком случае, судя по тому, как выглядела после драки физиономия его противника. За это ему пришлось снова сесть в тюрьму — на этот раз на полгода. По всей вероятности, причиной драки стали какие-то территориальные разногласия между обеими сторонами, а поводом — рыжеволосая красотка-официантка. И хотя из драки Дорэн вышел победителем, в борьбе за сердце официантки победа досталась не ему — судя по тому, что она не ждала его у ворот тюрьмы, когда он вышел на свободу. Правда, печалился он недолго — утешился, познакомившись с Моникой Хит, которой в то время только-только стукнуло двадцать один.

В это время Дорэн зарабатывал тем, что водил грузовик, правда, не имея соответствующей лицензии, позволяющей ему работать на коммерческих перевозках: развозил мебель, брался отбуксировать машину — словом, не брезговал ничем, брался за любую работу, которая подворачивалась в этих местах. Его неоднократно нанимали в качестве водителя — в том числе и та фирма, где работала Моника Хит. Их отношения мало-помалу крепли, возможно, из-за их обоюдного нежелания торчать в четырех стенах и любви к марихуане, тоже обоюдной. Парочка была вместе уже месяца три — прежде чем приятели Хит убедили ее, что от Дорэна одни неприятности и лучше держаться от него подальше. В результате они в последний раз посидели вместе в его грузовике, выкурили на прощание косячок и расстались — как тогда казалось, вполне дружелюбно.