Добро Наказуемо

— Иногда и пешком можно пройтись, полезно. Да, Рита?

— Да, мама!

Семён повернулся к хаусмастеру и спроси:

— Скажите, пожалуйста, а с водой у вас бывают перерывы?

— Не понял.

— Здесь высоко и может не хватать давления.

Бехле зашёл на кухню, открыл кран и вода с силой ударила в раковину. Он объяснил:

— Если большой водоразбор, то автоматически включается насос, усиливающий давление.

Семён вспомнил, что нечто подобное он учил в институте, но так как ни разу не видел на практике, то позабыл. Ему стало немного стыдно своей неграмотности, и о лифте он вопросов больше не задавал.

И, действительно, за то время, что они здесь жили, ни одного раза им не пришлось подниматься пешком или оставаться без воды. Кроме той красоты, что они наблюдали в первый раз им довелось любоваться чарующе неповторимыми закатами, и фейерверками, устраиваемыми несколько раз в году по всякому поводу. Кто-то из знакомых придя к ним сказал, что Котики могут продавать билеты на посещение их квартиры, как на смотровую площадку на Эйфелевой башне.

На следующий день они получили ключи от квартиры, входной двери в дом и почтового ящика и началась суета с заселением, какая всегда бывает в подобных случаях.

Ключи ему выдал и снова показал квартиру мужчина лет за 70 по фамилии Эфрони. Небольшого роста, толстенький, он вёл себя несколько высокомерно, явно преувеличивая свою роль завдома, хотя такой официальной должности в Гемайде не существовало. Ему, наверное, нравилось быть старшим, что он и делал. Хаусмастер Бехле, трудолюбивый человек с золотыми руками любил заложить за воротник, это все знали и шутники говорили, что Эфрони в мирном бою взял командование на себя. Он родился в Польше, войну пережил в СССР, затем эмигрировал в Израиль, воевал там и позже осел в Германии, до выхода на пенсию имел свой магазин и неплохо говорил по-русски, но с сильным польско-еврейским акцентом. В первый же день Эфрони спросил Семёна:

— Ты еврей?

— Да еврей.

— Почему ты не поехал в Израиль?

— По многим причинам, одна из которых — очень тяжёлый климат и вторая — там идёт война.

— Евреям всем надо бы жить в Израиле, — назидательно втолковывал Семёну Эфрони.

Семёна начала раздражать беспардонность собеседника, хотелось ответить резко, и он сдержался и спросил:

— А чего Вы здесь живёте?

На что Эфрони с гордостью ответил:

— У меня здесь дело.

Семён не понял, что имеет ввиду Эфрони, но на этом их беседа закончилась, но дальнейшее общение с «запасным» хаусмастером, как назвал его про себя Семён, имело неприятные последствия для них обоих.

Соколов после развода с Мариной некоторое время ещё вёл прежний образ жизни, но когда закончились деньги, загрустил. Варить себе еду он не хотел, а в кафе всё было дорого, не говоря уже о ресторане. Он знал, что многие его коллеги по иммиграции подрабатывали по чёрному, т. е. не заявляли властям о своей работе, потому что им разрешалось зарабатывать дополнительно к социальному пособию мизерную сумму, а если заработаешь больше, то социаламт или попросту «социал», эти деньги забирал. Иногда по доносу «друзей» государство узнавало о дополнительном заработке, и тогда он полностью перекочёвывал в карман государства. Вообще, получатели социальной помощи облагались массой ограничений. Им нельзя было ездить на родину, нельзя ездить в дорогие круизы, нельзя иметь автомобиль, хотя он мог ничего не стоить и т. д. В Германии большие права даны «беамтеру» — инспектору социала, ведущему твоё дело. Он может казнить, а может миловать Так, одну женщину, поехавшую в Россию к своей больной матери, и которую заложила соседка, лишили месячного социального пособия. В другом случае, парень, купивший машину, был прощён, так как объяснил, что машина нужна ему, чтобы искать работу, хотя он на ней постоянно подрабатывал извозом.

Лентяй и трус Соколов не хотел ни левой работы, ни ответственности, которую за неё можно иметь. Однажды, имея в кармане пару марок, оставленных себе на хлеб и молоко, он в злачном месте увидел проститутку, такую же толстую, какой была Люська — минетчица в Одессе. Страстное скотское желание возбудил её вид у Ефима, и он решил её снять без денег, а там будь, что будет. Не заявит же она в полицию. Он спросил, как её зовут и она ответила:

— Люси, — это странное совпадение ещё больше растравило его.

Ефим сказал ей, что у него пустая квартира, и они в ней проведут время. Люси назвала сумму в 50 марок за сеанс, но он начал торговаться и сбил цену до 20. Затем она потребовала, чтобы он её провёз до дому на такси, но он сказал, что это рядом, и она пошла, чертыхаясь, за ним. Её телеса на ходу раскачивались, она сопела и потела переставляя ноги, делая ними радиальные движения. Видимо, трудные времена наступили и у этой женщины, что она по-большевистски преодолевая трудности двигалась за своим небольшим заработком. Чем ближе они подходили к общежитию, тем больше волновался Ефим, чувствуя последствия какие могут быть. Но укротить свою похоть он не мог. Недалеко от общежития Люси сказала, что дальше не пойдёт, но он показал, что они уже совсем рядом и «любовники» вошли в подъезд.