Марина и Ядвига стали довольно часто встречаться, и их встречи стали перерастать в дружбу, хотя по романтическим понятиям обеих – дружба зиждется на беззаветной преданности и отсутствии каких-либо тайн друг перед другом. Но такая дружба возникает только в детстве или ранней юности и со временем если и сохраняется, то появляются какие-то моральные аспекты не касающиеся друг друга. Когда люди становятся старше, приобретают присущие только им качества, обрастают привычками и по некоторым или многим вещам имеют твёрдые суждения, не поддающиеся пересмотру, тогда их отношения можно назвать приятельскими, и у людей добрых, отзывчивых считаются дружбой. Такие люди готовы всегда придти на помощь друг другу, сохраняя при этом свои жизненные интересы. Подобные отношения сложились и у Марины с Ядвигой. Это было тем боле интересно, что
Ядвига нравилась Свете, и когда Марине нужно было отлучится на пару дней для поездки в Швейцарию по финансовым делам, она оставляла дочь с Ядвигой. Ядвига же не без влияния Марины, захотела заниматься французским языком и та была у неё учителем и консультантом.
Начало этому дала девятилетняя французская девочка, получившая множество повреждений, в том числе черепно-мозговую травму в автомобильной катастрофе в Германии, в которой погибла её мать.
Девочку перевели в реабилитационный санаторий после клиники специализирующейся на несчастных случаях,(Unfallklinik), наподобие института Склифосовского в Москве. В Германии такие клиники есть во всех больших городах. После всего перенесенного у девочки появились психические отклонения, и Ядвига усиленно работала с ней вместе с
Мариной.
После одного из сеансов Ядвига пожаловалась Марине:
– Марина, спасибо Вам за помощь, с Вами мне легко работать, но работа психотерапевта и психиатра значительно отличается от работы врачей других специальностей. Если у хирурга инструментом является скальпель, у терапевта стетоскоп, я говорю условно, то у нас главный инструмент язык, при помощи которого я могу общаться с пациентом.
Инструментальные обследования ведут научные институты и лаборатории.
Они нам дают знания, на которые мы опираемся, и благодаря им мы знаем многие симптомы болезни и методы её лечения. Но наш главный инструмент язык и общение с больным.
– Я, кажется, приспособилась и к Вам и к девочке, и стараюсь переводить как можно дословней.
– Да, у меня нет к Вам каких-либо претензий. Но если бы я знала французский и сама разговаривала с ребёнком, у нас бы с ней дела шли куда лучше.
– Так учите французский.
– Легко сказать. Без преподавателя и методических указаний это невозможно.
– Я буду Вам помогать. У меня незаконченное университетское образование, – сказала Марина с иронией, – так у нас писали в анкетах.
– Спасибо большое. Попробуем. Кстати, Вы ещё молоды и могли бы продолжить своё образование в Германии.
– Я уже думала об этом. Поставлю на ноги Свету, тогда и займусь.
– Я думаю, что Вы осилите и раньше. Не откладывайте, как у вас, русских говорят, на завтра…
– То, что можно сделать послезавтра, – скаламбурила Марина, и они обе засмеялись.
С того же дня они обе засели за изучение французского. Ядвига оказалась способной ученицей, а Марине нравилось быть преподавателем и она стала изучать методику преподавания, как это было принято в
Германии и Франции.
Та беда, которую Марина ожидала, стала отходить на задний план, и даже когда через месяц сообщили, что под Мюнхеном задержали предполагаемых содержателей франкфуртского борделя, выходцев из
Белоруссии, то Марина это восприняла довольно спокойно. Она уже убедила себя, что если придётся отвечать, то примет судьбу предназначенную ей, без истерик и душевных потрясений. Но когда через два дня этих людей показали по телевизору и обратились с просьбой опознать их, и Марина увидела совершенно незнакомые ей лица, она успокоилась. Казалось, что вся та история стала уходить, как вода в песок и пока только оставался мокрый след. Но должно появиться солнышко, песок станет сухим и невозможно будет найти то место, куда выливалась вода. Но так бывает только на пляже, а в жизни память долго держит следы от потрясений и остаются шрамы и старые душевные раны, напоминающие о себе, или продолжающие болеть до конца жизни.
Семён, как большинство больших и физически сильных мужчин, обладал незлобивым, бесконфликтным характером. Но он не терпел хамства, беспардонного отношения, показного превосходства одного человека над другим и старался сохранять хорошие отношения со всеми с кем общался. И если раньше, в Одессе или в армии можно было прекратить общение с кем бы-то ни было, то здесь, при том минимуме русскоговорящих, сделать это являлось проблемой.
С первых дней приезда ему досаждал "запасной хаусмастер" Мойша
Эфрони, который сразу спросил Семёна, почему он не поехал в Израиль.
Семён до поры отшучивался от его приставаний и не мог понять, почему тот его невзлюбил. Может, думал Семён, что у него жена русская, что безошибочно просматривалось по Вериной внешности, может потому, что