До захода солнца (ЛП)

— Ага. Кормился, — поделилась я. — Но все вышло из-под контроля, и он забыл меня обезболить, — я махнула рукой в воздухе, — или что-то в этом роде.

Я наблюдала, как ее лицо закрылось, и поняла, что она хотела скрыть свою реакцию от меня.

Затем она схватила меня за руку и прошептала голосом полным сострадания:

— О, дорогая.

От ее слов и тона, которым она произнесла эти слова, мне захотелось плакать. У меня выступили слезы. Она понимала, несмотря на то, что была на другой стороне, понимала мою позицию жертвы. Было приятно сидеть напротив кого-то, хотя ее едва знала, кто понимал тебя.

Но я не плакала. Почувствовала, как навернулись слезы, но сдержалась. Это отняло у меня много сил, но у меня получилось чертовски хорошо.

Она наблюдала за моей борьбой и, когда я вышла победителем, крепко сжала мою руку.

— Тебе нужно выпить, — заявила она, убирая руку.

Я решила, что это отличная идея. Затем вспомнила, почему это может быть не очень хорошей идеей.

— Люсьен сказал, что сегодня вечером он снова будет кормиться.

Она встала и потянула меня за собой.

— Хорошо. Ему на пользу, если в его организм попадет немного твоего алкоголя, — с чувством прокомментировала она и наклонилась ко мне, выводя из комнаты. — Кормление от пьяного, — она притворно вздрогнула, — на вкус напоминает дерьмо.

Узнав об этом, мне еще больше понравился ее план.

* * *

Мы со Стефани повисли на стульях вокруг огромного бара, отделявшем огромную кухню от уголка для завтрака и удобной кухни-гостиной. Да, у меня была удобная кухня-гостиная с большим мягким диваном, привлекательным низким журнальным столиком и гигантским круглым кресло-мешок, в котором могли поместиться двое изящных взрослых. Кому все это нужно? У меня уже была гостиная и семейная комната, ради всего святого!

Стефани и я выпили больше, чем положено, водки с мартини под пристальным и укоризненным (могу добавить) взглядом Эдвины, когда произошло следующее.

Прибыли еще коробки.

Это были не картонные коробки с одеждой Люсьена. Это были блестящие черные коробки всех форм и размеров, каждая из которых была перевязана кроваво-красным шелковым бантом.

В ту же минуту, как только Стефани увидела курьера, несущего гору коробок, она закричала:

— Ура! Люсьен прошелся по магазинам.

Эта новость меня не обрадовала.

— О, моя дорогая. Ты можешь ходить не в настроении, но ты должна была как-то порадовать его, — произнесла Эдвина, потеряв свой суровый взгляд и надев сияющую улыбку. Она следовала за курьером номер два.

Я проигнорировала Эдвину, пока наблюдала за Стефани, роющейся с самозабвением в коробке, количество которых немного пугало.

Он сказал, что принесут посылку. Это значит пакет.

Неужели он думает, что я надену все это сразу?

Стефани вытащила сверкающий материал, развернула его, а затем разгладила спереди.

— Потрясающе. Иди сюда, Лия, примерь это, — потребовала она.

Я посмотрела на предмет в ее руках.

Она была права. Оно было потрясающе. Оно было самая изысканная вещь, которую я когда-либо видела.

Вечернее платье из черного матового шелка на бретельках и открытой спиной, со струящейся юбкой с разрезом спереди на атласной цвета баклажана подкладке.

Снова вошли оба курьера, каждый с очередной башней из коробок.

— Еще? — прошептала я.

Стефани не слышала меня или проигнорировала скорее всего, она явно была на задании.

— Иди сюда, Лия. Сначала примерь это, — она трясла передо мной черным платьем, — потом это. — Она взяла что-то похожее на юбку кремового цвета с бледно-голубой подкладкой в складку.

Я соскользнула со стула и пьяно заковыляла в уютную кухню-гостиную.

Я дотронулась до черного платья. Ткань была великолепной.

Стефани отпустила платье, желая переключить свое внимание на другую коробку, я поймала его, прежде чем оно упало на пол.

Я держала платье перед собой.

Я действительно хотела насладиться им. Действительно, на самом деле хотела. Но вместо наслаждения, я чувствовала себя еще более пойманной в ловушку, более подавленной, более принадлежащей ему.

Люсьен решил нарядить свою «зверушку». А я была его домашним животным.

Это заставило меня почувствовать себя грязной.

— С какой стати ему покупать мне все эти вещи? Я никогда их не надену, — пробормотала я или, лучше сказать, невнятно произнесла. Мы выпили много мартини.

Стефани прекратила свою радостную деятельность, рыться в коробках, и посмотрела на меня.

— Что значит, ты никогда не наденешь?

— Я живу в доме у черта на куличках. Моя работа — болтаться поблизости, пока вампир не захочет кормиться от меня.

Стефани выпрямилась и поймала мой взгляд.

— Да, это часть твоей работы. Другая часть твоей работы — сопровождать, если он захочет тебя показать другим. В оперу, например. Или на званый ужин. Или на Пир.

Боже, я надеялась, что Люсьену не нравится опера. Я ненавидела оперу, она была отстойной.

Я решила зацепиться за то, что она сказала, о чем раньше упоминал Люсьен.

— На Пир?

Она кивнула.

— На Пир. Некоторые вампиры водят своих наложниц на Пир. Я не вожу, но знаю, что иногда Люсьен водит.

— Что такое Пир? — спросила я, и Эдвина издала тихий писк, и мы со Стефани посмотрели на нее.