До встречи в следующей жизни

Глупая курица, Савва давно бы уже ушел к этой невероятной женщине, просто та этого не хотела сама. Она, как жар-птица, пленила его своей красотой и талантом, но не давалась в руки. Это понятно, такие женщины не должны никому принадлежать. Женщины-жар-птицы – это мечта, ради которой мужчины ломают свои судьбы, но так и не достигают цели. Женщины-амазонки, которыми можно лишь восхищаться и которым нужно поклоняться. Ради нее предприниматель и меценат, один из самых богатых людей страны, готов был на все: развестись, жениться, луну с неба достать. Да что там, спонсировать идеи марксизма, которыми эта невероятная женщина была просто восхищена и даже несколько болела ими. Ради нее он был готов на все.

Савва лично курировал строительство здания для театра МХТ, чтобы его королева блистала на шикарной сцене. Театр домовладельца Леонозновав Камергерском переулке был выкуплен и перестроен на деньги Саввы Морозова. Архитектором был его друг Федор Шехтель, который даже отказался обсуждать оплату, делая все исключительно из расположения к Савве. Он же и придумал эскиз занавеса с эмблемой – летящей над волнами чайкой.

Как талантливо играла его Мария в «Чайке», чудесном спектакле его друга Антона Чехова, как же она была очаровательна. На сцене просто нет равных его примадонне, нет и не будет никогда. Последние три года Савва был счастлив как никогда в жизни. Но постоянно в душе сидела страшная тревога, давящая и отвратительная, и даже в самые счастливые моменты она не отпускала, только тихо скулила внутри, предрекая беду.

Нынче пошла мода на ясновидящих и предсказателей судьбы. Савва же их всегда насмешливо называл факирами. Его жена Зинаида, втайне от набожных родственников, все родные Морозовых испокон веков были старообрядцами, кои могли и проклясть за это, приглашала на свои вечеринки разных представителей этой, если так можно сказать, профессии, стараясь выглядеть модной хозяйкой. Приходили и чистые шарлатаны, и те, что могли удивить своей прозорливостью. Вот к одному такому мужчине, иностранцу средних лет, и пошел на днях Савва поспрашивать о своей тревоге, что жила в его сердце, не отпуская.

Долго и пристально смотрел на него хозяин дома, не моргая и не отводя глаз, так долго, что Савве стало неудобно.